Миры Роджера Желязны. Том 10 - [5]

— Фил, — сказал я, кивая, — не каждый напишет такую «Маску». Я слышал разговоры, что это умирающее искусство… Чудовищная ложь!

— Ты еще жив, — произнес он, и голос его был лет на семьдесят моложе, чем все остальное, — и снова опоздал, как обычно.

— Приношу свое искреннее раскаяние. Меня задержали в доме одного старого друга на дне рождения леди, которой сегодня исполнилось семь.

(Что было правдой, хотя и не имеющей отношения к данной истории.)

— У тебя все друзья старые, не правда ли? — спросил он, и это был удар ниже пояса, потому что когда-то я знал его почти забытых ныне родителей и водил их к южной стороне Эрехтейона, чтобы показать им Портик Кариатид, в то время как на моих плечах сидели их яркоглазые отпрыски и я рассказывал ему, Филу, мифы, которые были старыми уже тогда, когда возникли все эти храмы.

— …Мне нужна твоя помощь, — сказал я, не обращая внимания на этот укол и осторожно прокладывая путь сквозь мягкий и язвительный кружок женщин. — Эдак я всю ночь буду прорываться из холла к Сэндзу, который устраивает прием нашему веганцу, — извиняюсь, мисс, — а у меня нет на это ночи. Простите меня, мэм… Так что я прошу, чтобы ты вмешался.

— Это вы, Номикос! — вздохнула одна маленькая очаровашка, уставившись на мою щеку. — Я всегда хотела…

Я схватил ее руку, прижал к губам, отметив, что ее камея на перстне наливается розовым, произнес: — А ну как отрицательный кисмет, а? — и выпустил руку.

— Как ты насчет этого? — спросил я Грейба. — Отведи меня туда за минимум времени в своей типичной светской манере, под разговор, который никто не посмеет прервать, о'кей?

Он бесцеремонно кивнул.

— Извиняюсь, дамы, я скоро вернусь.

Мы двинулись наискосок, пробираясь по людским аллеям. Высоко над головой медленно проплывали и поворачивались люстры, как граненые ледяные сателлиты. Телинстра, цивилизованный вариант Эоловой арфы, рассыпала вокруг осколки цветного стекла — мелодию песни. Люди жужжали и роились, точь-в-точь как насекомые Джорджа Эммета, и, стараясь избежать их толчеи, мы переставляли без паузы ногу за ногой и производили собственный шум. Несмотря на тесноту, мы ни на кого не наступили.

Ночь была теплой. Большинство мужчин были одеты в невесомую черную униформу, в которой, согласно протоколу, и гробит себя здесь Личный Состав. На ком ее не было, те к нему не относились.

Неудобные, несмотря на свою легкость, черные костюмы застегиваются по бокам снизу, впереди же, где гладко, слева над грудью находится знак различия — для Земли он четырехцветный: зеленый, голубой, серый и белый, трех дюймов в диаметре; ниже располагается эмблема ведомства вместе с меткой ранга; на правой же стороне собраны благословенные крохи цыплячьего помета — символ, о котором можно только мечтать, так он утверждает тебя в чувстве собственной значимости, — его выдает контора с богатым воображением под названием Полировка, Ремонт Орденов, Символов, Медалей (коротко ПРО СИМ — первый ее Директор ценил свое место). Ворот костюма имеет склонность после первых десяти минут превращаться в удавку; во всяком случае, мой.

Дамы носили, или не носили, все, что им нравилось, обычно яркое или в придачу с полупастельным (если только не принадлежали к Личному Составу, в таком же случае они были аккуратненько упакованы в черные костюмы с терпимыми воротниками и короткими юбками); все это в общем-то помогает отличать хранителей Земли от хранимых.

— Я слышал, Дос Сантос здесь, — сказал я.

— Значит, здесь. — А почему?

— По правде говоря, не знаю и знать не хочу.

— Тэк-с, тэк-с… Что стряслось с твоим замечательным чутьем политика? Отдел Литературной Критики обычно награждал тебя за него.

— В мои годы запах смерти с каждой новой встречей становится все тревожней.

— Разве Дос Сантос пахнет?

— Скорее смердит.

— Я слышал, что он нанял нашего бывшего партнера — по тому давнему Мадагаскарскому делу.

Фил вскинул голову и стрельнул в меня вопрошающим взглядом.

— Быстро до тебя доходят новости. Впрочем, ты друг Эллен… Да, Хасан здесь. Он наверху с Доном.

— Кого же это он на сей раз собирается избавить от груза кармы?

— Еще раз говорю: не знаю и знать ничего не желаю.

— А может, рискнешь прикинуть?

— Навряд ли.

Мы вошли в кое-как засаженную деревьями секцию зала, и я задержался, чтобы прихватить спиртного с глубокого подноса — больше не было мочи смотреть, как он плывет над головой; кончилось тем, что я надавил на желудь, свисавший на собственном хвостике. При сем поднос послушно опустился, весь как сама улыбка, и явил мне сокровища своего морозного нутра.

— О радость! Купить тебе выпить, Фил?

— Я думал, ты спешишь.

— Спешу, но мне нужно осмыслить ситуацию.

— Что ж, прекрасно. Полукоку, пожалуйста.

Я покосился на него и передал ему сей напиток. Затем, когда он отвернулся, я проследил за его взглядом туда, где стояли легкие удобные кресла, занимавшие нишу, образованную двумя сторонами северовосточного угла комнаты и корпусом телинстры с третьей стороны. На телинстре играла пожилая леди с мечтательными глазами. Земной Директор Лоурел Сэндз пыхтел своей трубкой…

Да, эта трубка — одна из самых интересных достопримечательностей личности Лоурела. Подлинный Меершаум