— Лучше я потолкую с ним с глазу на глаз, — сказал я. — У него, неровен час, язык с перепугу отнимется, если вы начнете путаться под ногами. А меня он знает и, может, послушает…
Как ни крутился док, как ни мялся, но в конце концов согласился.
— Я подожду в машине, — предложил он. — Если понадоблюсь, позовешь.
Хрустя гравием, он ушел по дорожке к своей машине, а я возвратился в дом.
— Лестер, — обратился я к роботу, — мне необходимо поговорить с Вильбуром. Это очень важно.
— Никаких грустных историй, — предупредил Лестер. — На сегодня с него хватит.
— Нет-нет. У меня к нему предложение.
— Предложение?
— Сделка. Деловое соглашение.
— Ладно, — согласился Лестер, — я его подниму.
Поднять его оказалось не так-то просто, но в конце концов мы вынудили его проснуться и сесть в постели.
— Вильбур, слушай меня внимательно, — начал я. — Я тут припас кое-что специально для тебя. Есть такое место, где всех терзают страшные заботы и ужасающие печали. Понимаешь, не некоторых, а всех без исключения. Эти люди настолько озабочены и скорбны, что не могут жить с другими вместе.
Вильбур выбрался из постели и, покачиваясь, встал на ноги.
— В-веди м-меня туда немедля, — произнес он.
Я толкнул его обратно на кровать.
— Это не так просто. Туда нелегко проникнуть.
— Но вы как будто сказали…
— Понимаешь, у меня есть друг, который может это для тебя устроить. Но, пожалуй, потребуются деньги…
— Приятель, — заявил Вильбур, — денег у нас вагон. Сколько тебе нужно?
— Трудно сказать заранее.
— Лестер, передай ему деньги, чтоб он обо всем договорился.
— Хозяин, — воспротивился Лестер, — не знаю, стоит ли…
— Сэм заслуживает доверия, — заявил Вильбур. — Он не хапуга и не потратит ни на цент больше, чем необходимо.
— Ни на цент, — пообещал я.
Лестер отворил дверцу у себя на груди и вручил мне пачку стодолларовых купюр, а я кое-как запихнул ее в карман.
— Ждите меня здесь, — объявил я им, — пока я не повидаюсь со своим другом. Я скоро вернусь.
И я быстренько занялся сложением и вычитанием, теряясь в догадках, какую же сумму можно вытрясти из доктора Абеля. Не мешает сперва заломить побольше, чтобы было что уступить, когда док примется рычать, стонать и плакать, и напоминать мне, что мы с ним старые друзья и что он всегда ставил мне бутылку на Рождество и еще одну на Пасху.
Я собрался уже выйти из комнаты — и остолбенел.
В дверях стоял второй Вильбур. Хотя, едва я пригляделся к нему попристальнее, сразу уловил некоторую разницу. И не успел новый Вильбур и слова вымолвить, не успел и шагу ступить, как я испытал тошнотворное чувство, что все покатилось вкривь и вкось.
— Добрый вечер, сэр, — сказал я. — Очень мило с вашей стороны заглянуть ко мне.
Он и ухом не повел.
— Я вижу, у вас гости. Прискорбно, но придется разлучить их с вами.
Лестер заскрежетал у меня за спиной, словно у него шестеренки поотваливались, а Вильбур — я увидел уголком глаза — вытянулся, будто палку проглотил, и побелел, как полотно.
— Ну зачем же так, — вступился я. — Они едва-едва прибыли…
— Вы не улавливаете сути дела, — сообщил пришелец, стоящий в дверях. — Они нарушители закона. Я уполномочен забрать их.
— Приятель, — обратился ко мне Вильбур, — я искренне сожалею. Так я и знал, что ничего у нас не выйдет.
— Теперь, — заявил Вильбуру второй пришелец, — вы окончательно убедились в этом и оставите свои попытки…
Все было яснее ясного, довольно было чуть пошевелить мозгами, — даже удивительно, как я не додумался до этого раньше. Ведь если Земля запретна для авантюристов, собиравших информацию для обучения Вильбура, то тем более…
— Мистер, — обратился я к пришельцу, что застрял в дверях, — тут имеется кое-что, в чем вы, по-видимому, не отдаете себе отчета. Не могли бы мы с вами обсудить это дело один на один?
— Буду рад, — отвечал пришелец вежливо до боли, — но, пожалуйста, поймите, что я обязан выполнить свой долг.
— Ну о чем речь, — сказал я.
Пришелец отделился от двери, подал знак — и в комнату ввалились два робота, до того стоявшие за дверью, где я их не видел.
— Меры безопасности приняты, — заявил пришелец, — и мы вправе удалиться для разговора. Готов слушать вас со всем вниманием…
Тогда я вышел на кухню, а он следом за мной.
Я сел у стола, он напротив.
— Должен принести вам извинения, — степенно сказал он. — Этот негодяй проник на вашу планету и лично к вам обманным путем.
— Мистер, — сказал я в ответ, — ничего-то вы не поняли. Мне этот ваш перебежчик нравится.
— Нравится? — переспросил он, потрясенный. — Но это немыслимо! Он — ничтожный пропойца, более того…
— Более того, — закончил я за пришельца, перехватывая инициативу, — он приносит нам уйму пользы!
Пришельца будто током ударило:
— Вы не ведаете, что говорите! Он тащит из вас ваши печали и смакует их самым омерзительным образом, и записывает на пленку, чтобы пережевывать их снова и снова к вашему вечному стыду, и более того…
— Да вовсе это не так! — крикнул я. — Нам идет на пользу, когда мы вытаскиваем свои печали и выставляем их напоказ…
— Отвратительно! Более того — нескромно! — Он запнулся. — Что вы сказали?..
— Расписывать свои печали идет нам на пользу, — произнес я так торжественно, как только мог. — Это вопрос мироощущения.
