Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы - [151]

Олдраб был известен преимущественно по рассказам в которых антигерои, страдающие различными депрессиями, импотенцией, пассивностью и неприкаянностью, слонялись по пейзажам со следами былых катастроф, над которыми парили детали анатомии (обычно гениталии) различных знаменитостей. К тому же он явно завернулся на автокатастрофах, используя их в борще и в каше как символ прогнившей западной культуры (в особенности — Соединенных Штатов). Он сам посмеивался над своими сюжетами.

Как и его коллега, Раббойз был известен как уникальным содержанием, так и не менее уникальной техникой написания своих работ. Они в большинстве своем были созданы на основе его собственного опыта наркотических улетов и гомосексуальных встреч. Хотя он был довольно приятный в общении парень и не страдал снобизмом, как Олдраб, все же находились недоброжелатели, ворчавшие о том, что его дружба с молоденькими почитателями не является прямым продолжением курса его демократических склонностей.

Позже он был подвергнут зенитному огню критиков-феминисток, брызгавших слюной от порочной позиции, занятой им по отношению ко всему женскому полу, хоть он и ссылался на то, что это всего лишь литература. Их нельзя было не понять: даже пытаясь игнорировать его наклонности (он все же был очень известным писателем), они не могли сдержать свое праведное негодование, так как в своих произведениях он называл женщин не иначе, как «прорезями», «щелями», «волосатыми дырками» и просто — «п... дами».

Оригинальная техника Раббойза состояла в том, что он рвал рукопись на клочки, а затем наклеивал это все наобум на бумажные листы.

Ника не особенно волновала «чисто мужская литература», но он признавал, что фантазии Олдраба имеют больше смысла, чем бредятина Раббойза. Так кто бы с ним спорил? Но как бы то ни было, оказаться приглашенным к ним считалось в определенных кругах большой честью. Может, теперь серьезные критики обратят и на него внимание — хотя бы по ассоциации?

Нику объяснили, что, несмотря на его возраст и то, что он пишет в основном откровенную коммерцию, его пригласили как автора экспериментального романа о путешествиях во времени «Мужчина, поимевший себя»[61], и добавили, что это великое творение: мрачное и невразумительное, но в то же время достаточно квазипоэтическое, чтобы удовлетворить самых утонченных эстетов.

Ник так и расплылся в улыбке. Вот только зачем он сказал им, что писал роман, накачиваясь мускателем и куря без передышки опиум?

Вечеринка вплоть до полуночи шла просто блестяще. Пока Надравшемуся до поросячьего визга Олдрабу не стрельнуло прокатиться со своей подружкой на машине, взятой напрокат Раббойзом, и он не врезался на скорости 100 миль в час в фонарный столб. Наконец-то он стал участником настоящей автокатастрофы! (Позже свои впечатления он отразил высоким поэтическим слогом в новом романе «Крах-бах!»[62] о дьявольском пути западной культуры. )

Его подружке было не до его высоких переживаний: она билась в истерике. Раббойз, наоборот, веселился от души.

Результат: за то время, пока подружка набирала номер полиции, в дверях образовалась давка: гости с побледневшими вытянутыми лицами поспешно ретировались, причем Ник — одним из первых.

Эшлар искренне недоумевала, почему ее муж, бывший во время конвенции и несколько недель после в постоянно «приподнятом настроении», затем быстро снова регрессировал в состояние прежней полуимпотенции.

— Чего это с тобой? — спросила она после очередной неудачной попытки. — Ты снова?!..

Тут она уронила пепел со своей сигареты на его лобковые волосы. Поэтому, прежде чем ответить, он потушил возникший мини-пожар и только затем грозно зарычал:

— Я тебе уже говорил! Ты постоянно меня обламываешь и в прямом, и в переносном смысле! Критикуешь меня. Ты перекрываешь воздух моему «эго» и тем самым ослабляешь мою потенцию.

То же самое со мной происходит, когда я читаю плохие статьи о себе или ругательные письма от читателей. Это просто сбивает меня с ног. А вот когда поклонники, критики и другие авторы превозносят меня (что бывает не так уж часто), я раздуваюсь от гордости и взмываю от счастья. У меня нет ни малейшего сомнения, что это так. Я установил научным методом, что я прибываю и убываю, как луна, прямо пропорционально в зависимости от того, сколько я получил похвал, а сколько оплеух. И их количество переходит в качество.

— Ты это всерьез?

— Я даже нарисовал график. И он как-то не похож на правильную синусоиду раскачивающегося маятника — это скорее расхромавшийся кактус!

— Так ты хочешь, чтобы я теперь говорила тебе только приятное и держала рот на замке всякий раз, когда ты пытаешься меня унасекомить? Носилась с тобой, как с золотым колоссом? Но ты же сам знаешь, какое ты золото: ноги у тебя из глины, причем вплоть до самой твоей лысой макушки!

— Вот-вот! Это-то я имел в виду.

Они яростно проспорили три часа, пока наконец Эшлар, заливаясь слезами, не пообещала перестать тыкать его носом в его ошибки и слабости. Мало того — с этой минуты она будет хвалить его без всякой меры!

Но она не смогла делать этого искренне, и потому это не сработало: ведь Ник знал, что, говоря ему о том, что он — потрясающий красавец, что он — великий писатель, что он — ось всей мировой научной фантастики, она искренне кривит душой.