— Я способен пережрать и перепить…
Но тут его прервала еще более мощная отрыжка, и он вернулся к жратве, как кабан к корыту.
Калторп, чувствуя тошноту, вызванную не только самим зрелищем, но и его причинами, отвернулся. Видно, гормоны смели все запреты и обнажили животную сущность человека Что будет дальше?
Наконец, набив брюхо, как самец гориллы, Стэгг поднялся. Стукнув себя кулаком в грудь, он завопил.
— Класс! Класс! Эй, Калторп, завел бы и ты себе пару рогов! А, я забыл, у тебя же они уже есть! Ты же поэтому и удрал первый раз с Земли! Ха-ха-ха!
Маленький антрополог с пылающим и перекошенным от обиды лицом взвизгнул и бросился на Стэгга. Тот заржал и, схватив его за рубашку, поднял на вытянутой руке и держал, пока Калторп ругался и беспомощно размахивал руками. Вдруг Калторп почувствовал, что комната закружилась вокруг него, и он с силой врезался во что-то у себя за спиной. Раздался гулкий лязг, и, сидя, оглушенный, на полу, он понял, что его бросили в гонг.
Потом здоровенная лапа обхватила его за талию и помогла ему встать на ноги. В страхе, что Стэгг хочет с ним покончить, он сжал кулак для смелого, пусть безнадежного удара, но опустил руку.
Из глаз Стэгга бежали слезы:
— Господи, что же это со мной такое? Я совсем спятил, если так поступил с тобой, с моим лучшим другом! Что за чертовщина? Как я мог?
Он всхлипнул и притянул Калторпа к своей могучей груди, порывисто сжав в объятиях. Калторп вскрикнул от боли, когда у него чуть не сломались ребра. Стэгг его немедленно отпустил.
— Ничего, я тебя прощаю, — сказал Калторп, осторожно отступая. Он теперь понимал, что Стэгг не отвечает за свои действия. Он снова сделался в некотором смысле ребенком. Но даже ребенок не абсолютно эгоистичен и часто очень чувствителен. Стэгг действительно раскаивался от всего сердца.
Подойдя к створчатому окну, Калторп выглянул наружу:
— Улица кишит людьми с горящими факелами. Похоже, сегодня какая-то заварушка.
Он сам услышал, как фальшиво звучит его голос. Потому что он хорошо знал, что дисийцы собрались на церемонию, где главным действующим лицом будет капитан.
— Оргия, ты хочешь сказать, — ответил Стэгг. — Эти люди ни перед чем не останавливаются, когда хотят повеселиться. Сбрасывают все запреты, как змеи — кожу. И наплевать, если кого задавят.
Потом он сказал то, что удивило Калторпа:
— Надеюсь, все начнется скоро. Чем скорей, тем лучше.
— Зачем, ради Бога? — спросил Калторп. — Неужели то, что ты уже видел, не напугало тебя до смерти?
— Не знаю. Но во мне что-то есть такое, чего раньше не было. Во мне желание и мощь, мощь небывалая. Я… я чувствую себя богом! Я бог! Из меня вырывается мощь мира! Я взрываюсь! Ты не знаешь, что это такое! Этого никому не понять из смертных!
Снаружи завизжали бегущие по улице жрицы.
Двое прервали разговор и, замерев, как каменные истуканы, прислушивались к разыгрываемой битве между жрицами и Почетной Стражей, потом битве, в которой Лоси одолели жриц.
Затем в холле раздался топот бегущих ног, и Лоси рванулись в двери с такой силой, что снесли их с петель.
Стэгга подняли на плечи и понесли наружу.
На какую-то секунду он стал собой прежним. Повернувшись, он крикнул:
— Док, помоги! Док!
Калторп ничего не мог сделать — только заплакать.
Их было восемь: Черчилль, Сарвант, Лин, Ястжембски, Аль-Масуини, Штейнборг, Гбью-хан и Чандра.
С отсутствующими Стэггом и Калторпом это и была десятка выживших из тридцати покинувших Землю восемь сотен лет назад. Они собрались в большой зале здания, где их держали пленниками уже шесть недель. Перед ними держал речь Том Табак.
Это не было его имя, а как его звали на самом деле, никто из них не знал. Они спрашивали, но Том Табак отвечал, что не имеет права его произносить и даже слышать, как его произносят другие. В тот день, когда он стал Томом Табаком, он перестал быть человеком и стал полбом. Как они легко догадались, «полб» — это было сокращение от «полубог».
— Если бы все прошло нормально, — говорил он, — то к вам обращался бы не я, а Джон Ячменное Зерно. Но пила Великой Белой Матери положила конец его жизни до начала Ритуала Посева. Мы провели выборы, и я, как вождь великого братства Табака, занял его место правителя Дисии. Им я останусь, пока не постарею и не ослабею — а тогда будет то, что будет.
За то время, что звездолетчики провели в Вашингтоне, они выучили фонетику, морфологию, синтаксис и базовый запас слов обычной дисийской речи. Машины в корабельной лаборатории «Терры» помогли им бегло заговорить по-дисийски, хотя некоторые звуки им не удавалось произносить так, как туземцам, и, наверное, никогда не удастся. Структура английского языка сильно изменилась: появились звуки, которых не было не только в английском, но и в его германских прародителях; много слов пришли неизвестно откуда; очень большую роль в определении значения слова стали играть ударение и интонация.
Кроме того, понимание тормозилось недостаточным знанием дисийской культуры Еще хуже было то, что сам Том Табак говорил на стандартном дисийском с трудом. Он родился и вырос в Норфолке, штат Виргиния, — самом южном городе Дисии. Нафекский, он же норфолкский, диалект отличался от важдинского — то есть вашингтонского — как французский язык от испанского или шведский от исландского.
