Миры Филипа Фармера. Том 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть - [81]

— Честно говоря, я побаиваюсь. Я так давно не общался с женщиной, что мог и забыть, как с ними поступать.

— Ты просто помни, что женщины не меняются. Что в древнем каменном веке, что в атомном веке — «знатная леди и Джуди О’Грэди во всем остальном равны».

Стэгг снова заржал и хлопнул Калторпа по тощей спине. Потом отдал приказ готовиться к посадке. Во время спуска он спросил:

— Так как ты думаешь, есть у нас шанс на достойный прием?

Калторп пожал плечами:

— Может быть, нас повесят. Может быть, сделают королями.

Через две недели после своего триумфального въезда в Вашингтон Стэгг был коронован.

II

— Питер, ты король с головы до пят, — сказал Калторп. — Да здравствует Петр Шестой!

Несмотря на прозвучавшую в голосе иронию, он имел в виду то, что сказал.

Стэгг был ростом в шесть футов шесть дюймов и вес имел двести тридцать пять фунтов, обхват груди сорок восемь дюймов, тридцать два дюйма в талии и тридцать шесть дюймов в бедрах. На голове длинные и волнистые волосы золотистого цвета. Лицо его было красиво, как красива голова орла.

И сейчас он больше всего напоминал орла в клетке — он ходил по комнате взад-вперед, сложив за спиной руки, как орел крылья, склонив набок голову и глядя сосредоточенным взглядом жестких голубых глаз. Время от времени он глядел, прищурившись, на Калторпа.

Антрополог свернулся в большом кресле с золотыми накладками, прикладываясь время от времени к длинному разукрашенному камнями сигарному чубуку. Он, как и Стэгг, навеки лишился волос на лице. На следующий после приземления день их отвели в баню и сделали массаж. Слуги их побрили: просто наложили на лицо какой-то крем и потом стерли его полотенцем. Они оба решили, что этот способ бритья будет легок и приятен, но потом узнали, что у них пропала возможность отрастить бакенбарды, если бы им того захотелось.

Калторп холил свою бороду, но не возражал, чтобы его побрили, поскольку туземцы ясно дали понять, что борода есть мерзость и вонь в ноздрях Великой Белой Матери. Теперь же ему было жаль. Он не только лишился своего патриаршего обличил, но и выставил на обозрение всего мира безвольный подбородок.

Стэгг вдруг остановился перед зеркалом, покрывающим целую стену огромной комнаты, пристально всматриваясь в свой новый облик и в корону на голове. Она была золотая, с четырнадцатью остриями, каждое увенчано крупным бриллиантом. Он посмотрел на пышный воротник вокруг шеи, на обнаженную грудь, на которой было нарисовано пылающее солнце. С неудовольствием он осмотрел широкий пояс ягуаровой шкуры, алый килт, огромный фаллический символ, пришитый к нему спереди, блестящие ботинки до колен из белой кожи. Он увидел Царя Дисийского во всем величии его и заворчал. Сорвав с себя корону, он запустил ее через всю комнату. Ударившись о дальнюю стену, она подкатилась почти к его ногам.

— Итак, я коронован правителем Дисии! — выкрикнул он. — Царем Дочерей Колумбии. Как это на их дегенеративном американском — Кен-а дот ах К’лумпаха. Только что же это за царствование? У меня нет никакой власти или привилегий, положенных царю Я уже две недели правлю этой землей, где верховодят бабы, и в мою честь устроили кучу празднеств. Мне поют хвалу — в буквальном смысле, — куда бы я ни пошел с этой моей одногрудой Почетной Стражей. Меня посвятили в тотемное братство Лося, и позволь мне повторить — это самые странные обряды, о которых мне доводилось хотя бы слышать. Меня выбрали Великим Лосем Года…

— Естественно, что с именем Стэгг ты попал к Лосям, — перебил Калторп. — Еще хорошо, что они не узнали твоего второго имени — Лео. Им бы пришлось ломать голову, куда тебя отнести — к Лосям или к Львам. Вот только…

Стэгг продолжал злиться:

— Мне сказали, что я — Отец Моей Страны. Если так, почему они мне не дадут шанса стать отцом взаправду? Ни одной женщине не разрешается остаться со мной наедине! Когда я стал возражать, эта милая сучка, Главная Жрица, мне говорит, что я не должен допускать дискриминацию в пользу одной женщины. Я есмь отец, любовник и сын каждой жены дисийской!

Калторп все мрачнел и мрачнел. Поднявшись из кресла, он подошел к большому створчатому окну Белого Дома. Туземцы считали, что королевские апартаменты названы так в честь Великой Белой Матери. У Калторпа были более точные сведения, но хватало ума не спорить. Он жестом подозвал Стэгга и предложил ему выглянуть наружу.

Стэгг так и сделал, но громко фыркнул и состроил гримасу.

Калторп показывал через окно на улицу. Там несколько человек грузили большую бочку в фургон через задний борт.

— Их в древности называли золотарями, — сказал Калторп. — Приезжают каждый день и собирают удобрения для полей. В этом мире каждый чих — для величия нации и утучнения почвы.

— И ты думаешь, что мы к этому привыкнем, — ответил Стэгг. — Но запах с каждым днем все сильнее.

— Что ж, этот запах для Вашингтона не нов. Хотя в старые времена было меньше человечьего и больше коровьего.

Стэгг усмехнулся:

— Можно ли было подумать, что Америка, страна домов с двумя ванными, вернется к строениям, источающим подобный аромат? Только строения без дверей. И притом не потому, что они не знают водопровода. Вода у нас в квартирах есть.