Миры Филипа Фармера. Том 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы - [112]
По всей видимости, сюда приближались две флотилии, одна из верховьев Реки, другая — из низовьев; обе внушительных размеров. Государства, расположенные севернее владений Крамера и южнее только что завоеванных им территорий, ощутили настоятельную потребность в совместных действиях против захватчика. К ним присоединились и гунны, жившие как раз напротив. Они наконец-то осознали, что следует объединиться и напасть на Крамера, пока тот сам не двинулся на них.
Крамер побледнел и ударил гонца посохом по голове. Тот упал, не издав ни звука.
Крамер был сильно не в духе. Он одержал победу, но половина его собственной флотилии оказалась при этом выведенной из строя, а численность солдат значительно поубавилась. Он еще долго не сможет ни нападать на кого бы то ни было, ни достойно противостоять вторжению со стороны такого мощного противника.
Крамер был обречен, и он знал это.
Несмотря на страшную боль и мысли об ожидавшем его костре, Микс сумел улыбнуться. Если Крамера поймают, его, несомненно, будут пытать и сожгут заживо. И это было бы только справедливо. Если Крамер на своей шкуре испытает, как пламя лижет живое тело, то, возможно, после воскрешения перестанет так яростно стремиться подвергнуть той же муке других.
Однако Микс сомневался в этом.
Крамер выкрикнул приказания своим генералам и адмиралам подготовиться к вторжению врага. После того как те ушли, он, тяжело дыша, повернулся к Иешуа. Микс окликнул его:
— Крамер! Если Иешуа и в самом деле тот, кем его считают те двое, а им незачем врать, то как же насчет тебя? Ты истязал и убивал ни за что! И этим подверг свою душу серьезнейшей опасности!
Реакция Крамера была именно такой, какой Микс и ожидал.
Визжа от ярости, он бросился на Микса, замахнувшись посохом. Микс увидел, как посох стремительно опускается на него.
Но Крамер, вероятно, так и не нанес удар. Спустя какое-то время Микс пришел в себя, хотя и не совсем. Он находился в вертикальном положении и был привязан к бамбуковому столбу. Ноги его стояли на груде бамбуковых дров и сосновых иголок.
Сквозь застилавший глаза туман он видел, как Крамер поджигает факел. Микс надеялся лишь, что ветер не станет относить дым в сторону. Если дым пойдет столбом, он задохнется и тогда не почувствует пламени под ногами.
Дрова затрещали. Тому не повезло. Ветер относил дым в сторону. Неожиданно он закашлялся. Он посмотрел направо и увидел, словно в тумане, Иешуа, привязанного к другому столбу рядом с ним. С той стороны, откуда дул ветер. Прекрасно, подумал он. Бедняга Иешуа загорится, зато дым от его костра удушит меня прежде, чем загорюсь я.
На него напал мучительный приступ кашля. Он отдавался в разбитой голове неимоверной болью, словно по ней молотили увесистыми кулаками. Зрение постепенно угасало, и скоро Том вообще перестал что-либо различать. Он впадал в забытье.
И откуда-то издалека до него донесся искаженный голос Иешуа, словно над отдаленной горой прогромыхал гром:
— Отец, но ведь они же ведают, что творят!
РАССКАЗЫ
Эндрю Пакстон Дэвис склонился навстречу ветру, дующему со скоростью пятнадцать миль в час. Он стоял на краю тисовой доски длиной в пятьдесят футов, толщиной в три дюйма и шириной в четыре с половиной. Тридцать футов доски поддерживала балка, установленная по углом сорок пять градусов и упирающаяся другим концом в башню. Оставшиеся двадцать футов образовывали нечто вроде трамплина для прыжков в воду. Дэвис ощущал, как доска прогибается под его тяжестью.
От земли его отделяло триста футов пустоты, но он ясно слышал рев и вопли толпы, а иногда различал и отдельные слова. Почти на всех задранных вверх лицах читались нетерпение или злоба, и лишь изредка он замечал страх или сочувствие.
Еще двенадцать футов разделяли конец доски, на которой он стоял, от начала другой, напротив — такой же длинной и узкой. Но конец его доски прогнулся под его тяжестью и потому находился на пять дюймов ниже конца противоположной.
Если он сумеет перепрыгнуть с одной доски на другую, то обретет свободу. Император пообещал, что любой «преступник», которому это удастся, получит право беспрепятственно покинуть его страну. Впрочем, выбора — прыгать или нет — не предоставлялось. Любой, совершивший тяжкое преступление, приговаривался к этому испытанию.
Люди внизу или подбадривали его, или надеялись, что он упадет. Их отношение зависело от того, на какой исход они сделали ставку.
Другие пленники, стоя за его спиной на платформе башни, тоже выкрикивали что-то ободряющее. Двоих из них Дэвис не знал, равно как и суть их преступлений, а остальные были его компаньонами, если их так можно назвать, проделавшими с ним дальний путь и тоже захваченными в плен жителями королевства Западного Солнца. То были викинг Ивар Бескостый, безумный француз Фостролл и проклятье Дэвиса — прекрасная, но ветреная Энн Пуллен.
Император Пачакути предоставил Дэвису право прыгать первым. С той же вероятностью тот мог оказаться и последним в очереди. Если он откажется прыгать, стражники сбросят его с башни.
Ивар кричал на древненорвежском. Хотя ветер уносил срывающиеся с его губ слова, их выкрикивали легкие великана, и Дэвис слышал словно издалека:
