Миролюбивый поход - [26]

Успешно справившийся с заданием Колька вернулся к командиру. Остальной экипаж в его отсутствие тоже не бездельничал. Правда, основная работа досталась Голощапову – Минько и сам Иванов были на страже. Олег по очереди отстегнул от курсового и башенного пулеметов парусиновые растянувшиеся мешки гильзоулавливателей со стальными спиралями внутри, вынес их наружу и опорожнил на обочину, открывая снизу защелки, напоминающие крупный женский кошелек с металлическими шариками на конце.

Повыбрасывал туда же стрелянные, до сих пор еще едко пахнущие сгоревшим порохом, снарядные гильзы. Опустошенные трехрядные магазины пулеметов отнес в подбитый броневик, а на их место в боеукладке вставил набитые оттуда же. Заполнил до отказа и снарядную укладку для орудия. Спросив командира, вытащил из поврежденного бронеавтомобиля все оставшиеся полные пулеметные диски, упаковал их в отрезанные куски брезента и крепко приторочил на задние крылья БА-10 к привинченным над ними цепям Оверолл, используемым для езды по бездорожью. Туда же прикрепил и завернутые в брезент второй пулемет и вынутый, чтобы никто не смог воспользоваться башенным орудием, пушечный клиновой затвор. Занес в кабину гранаты, ракетницу и личное оружие погибшего экипажа и раненого Никитина. Документы отдал лейтенанту. Сел на свое место и опять попробовал радиостанцию – связи с батальоном по-прежнему не было, даже в режиме телеграфа.

По очереди, наблюдая и за пленными (которым Голощапов по приказу командира вынес пару листовок с речью Молотова) и за лежащими вдоль поперечной дороги поляками, подкрепились всухомятку, в том числе и крестьянскими гостинцами (без спиртного, конечно), перекурили. А связи и подкрепления все не было. Залегшие поляки (каски из кювета по-прежнему виднелись) тоже активности не проявляли: и не убегали, и не стреляли.

– Коля, а тебя поляки, которых ты пленил, хорошо понимали? – спросил Иванов.

– Ну, товарищ командир, не так, чтобы очень, слова многие все-таки отличаются. Но жестами я им непонятное кое-как втолковывал.

– Это хорошо. Пошли к ним. Будешь им мои слова втолковывать.

– Спроси, кто у них старший по званию, – велел лейтенант, когда они приблизились к сидящим пленным. Поляки поняли Кольку и вперед вышел солдат с забинтованной рукой на перевязи с тремя желтыми нашивками на погонах. Раненая рука была правой, поэтому он не козырял.

– Старший капрал Грынь, – представился он, и лейтенант Иванов понял это без Колькиного перевода.

– Спроси его, – велел он Кольке, – сколько их, куда направлялись, кто ими командует, и почему приказал напасть на нас.

Колька пересказал вопрос по-украински, подкрепляя слова жестами. Поляк его понял. У них оказался сборный отряд из разных подразделений под командованием майора Скульского. Куда шли – он не знает. Почему майор приказал атаковать, старший капрал тоже не знал.

– Ладно, – кивнул лейтенант, – сделаем вид, что поверили. Переводи. Мы предлагаем его товарищам сложить оружие и не проливать напрасно кровь. За нами идут танки и грузовики с пехотой. Даже наш броневик в одиночку, безо всякого риска для себя, может, приблизившись к залегшему отряду, уничтожить еще много польских солдат. Я ему предлагаю отправиться парламентером к своим товарищам.

Старший капрал, не раздумывая, согласился. То ли действительно согласен уговаривать своих на капитуляцию, то ли думает просто сбежать. Ладно, не велика птица, даже если сбежит.

– Еще добавь. Я жду ровно 15 минут, после его подхода к своим. После этого, если не сдадутся, атакую. Если его товарищи согласятся на сдачу – они должны поднять белый флаг и выйти безоружными на дорогу, вдоль которой сейчас лежат. И вот, – лейтенант Иванов достал из командирской сумки еще тонкую пачку листовок, – пусть почитают, прежде чем решать.

Старший капрал ушел. Идти ему было далеко, время еще было, и командир приказал Кольке дозаправить бронеавтомобиль. Колька хлопнул себя по лбу под шлемофоном: как он сам об этом не подумал? И побежал к подбитой машине. Нашел там пустую канистру, нужный гаечный ключ, залез в жутко пахнущую кабину и, поочередно сливая бензин из обоих внутренних баков, заполнил под завязку свои.

Пока он эти занимался, раненый парламентер дошел до поперечной дороги и скрылся в кювете. Лейтенант Иванов засек время. Он послал Кольку сбегать к сидящим на шоссе пленным, чтобы велеть им передвинуться на поле. Сесть на поле и не разбегаться – ждать приближающиеся части Красной Армии. И не вздумать хвататься за оружие – иначе будет открыт огонь. Они уже повоевали, испытали на себе мощь советского броневика. Еще Иванов велел полякам бережно унести с собой Никитина и ухаживать за ним, как за своим собственным раненным товарищем.

Колька сбегал к пленным и кое-как передал. Пленные согласно закивали головами, замахали руками: что, мол, они не будут ни убегать, ни оружие хватать, и ушли с шоссе. Четверо на раскатанной шинели аккуратно перенесли на поле по-прежнему бессознательного русского пулеметчика.

Когда истек срок ультиматума, вернувшийся Колька запустил еще не остывший мотор, в броневике задраили дверцы, опустили заслонки с триплексами, башенный люк и решительно двинулись в атаку. В плотно закрытой машине сразу стало невыносимо жарко и душно, предстоящий бой с одной стороны, тревожил Кольку, с другой, он был не прочь «отмстить неразумным