Мирное время - [60]
Машу положили на койку, укрыли тремя ватными одеялами. Кто-то притащил заржавленную железную печку, которую тут же затопили. В палате стало дымно, но тепло.
Больничный врач тихо поговорил с Хлопаковым, затем подошел к Виктору.
- Послушайте, товарищ, вы не можете перевезти больную в Куляб? Кравченко ее быстро на ноги поставит. Там прекрасная больница.
Виктор уже сам думал об этом и поэтому сразу же согласился.
- Каким образом вы ее перевезете? - спросил врач.
- На бричке, конечно... Настелим одеял... - начал было Виктор, но врач перебил его.
- Нет, нет! Это невозможно. Малейшая тряска убьёт ее. Придумайте что-нибудь другое.
Виктор, грустный и подавленный, ушел из больницы. Он бесцельно походил по площади, где раз в неделю собирался базар, потом зашел в ошхану, съел там какой-то обильно наперченный суп и решительно зашагал на погранзаставу. Отсюда можно было передавать телефонограммы в Дюшамбе. Он написал Жорке Бахметьеву: "У Маши воспаление легких. Необходимо перевезти в кулябскую больницу. Вопрос о бричках отпадает. Всякая тряска грозит смертью. Что делать - не знаю. Виктор".
Потом он поехал в Донг.
В дороге опять вспомнилось письмо Жорки. Гуляма исключили из комсомола, он оказался врагом. Нет, Виктор в это не верил! Нет! Сейчас он поговорит со стариком, выяснит, как их переселяли, кто переселял. Старик много знает, надо только к нему подойти, чтобы он все рассказал. Нужно снять с Гуляма обвинение.
В кишлаке Виктор подъехал к столовой и, не слезая с коня, спросил, где найти старика. Повар как-то боком посмотрел на Виктора и усмехнулся в усы. Потом скорчил печальное лицо и сказал:
- Старик умер ночью, начальник.
Виктор непонимающе посмотрел на повара и слез с коня.
- Как умер? Ведь он был совсем здоров?
- Каждый день умирают люди, начальник. Болезнь.
К ним подошел Садыков. У него тоже был скорбный вид. Виктор обратился к нему:
- Где старик?
- Умер старик, - грустно ответил Садыков. - Ах, какой хороший старик был! Я думал, он еще много лет проживет.
- Отчего он умер? - спросил Виктор.
- Каждый день умирают люди, - повторил Садыков слова повара. - Отчего они умирают? Это доктора знают, начальник.
- Веди меня к нему! - приказал Виктор. - Покажи.
- Как покажи? - удивился Садыков. - Мы его уже похоронили. Сами знаете, начальник, мусульманский закон такой: как умер - сразу же и хоронят.
- Когда же он умер? Я вечером с ним разговаривал.
- На рассвете, начальник, на рассвете. Ох, как много людей умирает...
- Где его похоронили?
Садыков махнул рукой в сторону кишлачного кладбища.
Виктор сел на коня и молча выехал из кишлака. Он решил взять Хлопакова и вернуться обратно. Они выроют труп старика и определят причину его смерти.
К вечеру Виктор и врач прискакали в Донг. Садыков повел их на кладбище и указал на десяток свежих могильных холмиков.
- Вот здесь где-то...
Начали разрывать одну из могил. Всего на глубине одного метра обнаружили твердый грунт. Мертвеца не было. Могила оказалась ложной. Виктор посмотрел на Хлопакова.
- Лавочка, - тихо сказал врач. - Все эти могилы липовые. - Старика не здесь зарыли.
- Да-а, - протянул Виктор, - замели следы. Едем домой.
Виктор спал в пустой, осиротевшей комнате. Сны были путаные, тревожные - Маша. Старик. Гулям-Али.
Утром, когда он сидел у постели разметавшейся в бреду Маши, принесли телефонограмму. Из обкома лаконично сообщали, что Виктора вызывают в столицу. Он вспомнил о Гулям-Али и снова поехал в Донг. Там Виктор долго сидел в столовой, ходил по дворам, расспрашивал, но толку не добился. Люди испуганно отмалчивались или отговаривались незнанием. Смерть старика, видимо, всех напугала. Садыков льстиво улыбался, кланялся и старался услужить чем-нибудь. Только повар по-прежнему нагло смотрел на Виктора и усмехался в усы.
- Басмач, определенно басмач, - решил Виктор. В тот же день он уехал из кишлака.
Утром, когда Виктор входил в больницу, до него донеслись из комнаты доктора громкие, удивительно знакомые голоса. Он бросился вперед, распахнул дверь. В комнате сидели Жорка Бахметьев, рябоватый Рахимов, Ушмотьев из горкома и худенький, бледный Азимов. После первых восторгов встречи Жорка сказал, что они приехали выручать Машу из беды. Азимов, по решению обкома, останется здесь вместо Виктора, а остальные - помогут ему вывезти Машу из Пархара.
Комсомольцы пригласили больничного врача и устроили совещание. Все единодушно решили, что единственное спасение для Маши - кулябская больница. Везти ее туда нельзя - значит, надо нести. За день Виктор познакомит Азимова с работой, а завтра - выйдут в Куляб.
В кишлак поехали все вместе. По дороге Виктор рассказал друзьям историю убийства старика. В Донге остановились отдохнуть и перекусить. Садыков засуетился, принес чайник с чаем, изюм и лепешки, затем скромно сел в уголок.
После чая Рахимов предложил Виктору и Жорке пройтись по кишлаку. На улице Рахимов заговорил:
- Старик правду сказал. Это не Садыков. Я его знаю.
- Как не Садыков? - удивился Жорка.
- Я ведь больджуанский - всех там знаю. Это сын нашего караул-беги Иноятбека. Я мальчишкой был, когда он ушел к басмачам. В двадцать третьем году он вырезал половину Больджуана. С тех пор я не видел его.
Эта книга является 2-й частью романа "Нити судеб человеческих". В ней описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойное существование не осуществились в должной степени. Необычные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.
Во второй книге дилогии «Рельсы жизни моей» Виталий Hиколаевич Фёдоров продолжает рассказывать нам историю своей жизни, начиная с 1969 года. Когда-то он был босоногим мальчишкой, который рос в глухом удмуртском селе. А теперь, пройдя суровую школу возмужания, стал главой семьи, любящим супругом и отцом, несущим на своих плечах ответственность за близких людей.Железная дорога, ставшая неотъемлемой частью его жизни, преподнесёт ещё немало плохих и хороших сюрпризов, не раз заставит огорчаться, удивляться или веселиться.
Герой этой книги — Вильям Шекспир, увиденный глазами его жены, женщины простой, строптивой, но так и не укрощенной, щедро наделенной природным умом, здравым смыслом и чувством юмора. Перед нами как бы ее дневник, в котором прославленный поэт и драматург теряет величие, но обретает новые, совершенно неожиданные черты. Елизаветинская Англия, любимая эпоха Роберта Ная, известного поэта и автора исторических романов, предстает в этом оригинальном произведении с удивительной яркостью и живостью.
В книге впервые публикуется центральное произведение художника и поэта Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) – незаконченный роман «Щенки», дающий поразительную по своей силе и убедительности панораму эпохи Гражданской войны и совмещающий в себе черты литературной фантасмагории, мистики, авангардного эксперимента и реалистической экспрессии. Рассказы 1940–50-х гг. и повесть «Memento» позволяют взглянуть на творчество Зальцмана под другим углом и понять, почему открытие этого автора «заставляет в известной мере перестраивать всю историю русской литературы XX века» (В.
«…Я желал бы поведать вам здесь о Жукове то, что известно мне о нем, а более всего он известен своею любовью…У нас как-то принято более рассуждать об идеологии декабристов, но любовь остается в стороне, словно довесок к буханке хлеба насущного. Может быть, именно по этой причине мы, идеологически очень крепко подкованные, небрежно отмахиваемся от большой любви – чистой, непорочной, лучезарной и возвышающей человека даже среди его немыслимых страданий…».
Книга посвящена одному из самых деятельных декабристов — Кондратию Рылееву. Недолгая жизнь этого пламенного патриота, революционера, поэта-гражданина вырисовывается на фоне России 20-х годов позапрошлого века. Рядом с Рылеевым в книге возникают образы Пестеля, Каховского, братьев Бестужевых и других деятелей первого в России тайного революционного общества.