— Об этом я вообще не говорил, когда меня возводили в сан. Надеялся, что хотя бы не мальчик. А ныне эти надежды развеялись. По всем приметам мальчик, крупный — и весьма скоро. Полмесяца, от силы месяц…
— Да, помню. Более полугода назад ты привёз королю Фрейру двух даровитых юниц, номинально происходящих из его дома. Её дочери?
— Именно. Совсем взрослые. Пятнадцать лет между девочками и новым плодом моего семени. Поэтому…
Барбе внезапно становится на колени и склоняет голову.
— Поэтому умоляю вас: назначьте мне самое строгое покаяние. На какое не осмеливается мой кроткий брат Полынь.
Экс-генерал задумывается. Не очень надолго. Потом говорит:
— Нежелательно, чтобы нового главу Братства считали чрезмерно жестоким, даже беспощадным к себе. Может ведь легко показаться, что он так же относится и к другим.
— У меня сложилась иная репутация, причём давно, — отвечает Барбе. — К тому же моё приобщение можно сохранить в тайне.
Мужчины меряются взглядами.
— Вот чего вы по сути добиваетесь, — медленно проговаривает старик. — Связать два процесса колдовскими узами. Сотворить из себя амулет для симпатической магии навыворот.
— Беру вашу вину перед Господом на себя, — отвечает Барбе. — Я лично никаких еретических ритуалов производить не намерен: пусть сам господин Езу соотносит и улаживает, как ему будет угодно.
— Тогда идите сейчас, без промедления и какой-либо подготовки. Это также часть вашей епитимьи. Место и люди вам известны — к их услугам прибегают все. Но слова особые. Скажете так: «Нужны три вещи: преискусный мейстер, мягкая плеть и жёсткие узы».
— И всё? — Барбе поднимается с колен по всей видимости разочарованный. — Так мало и так просто? Почему я не слышал о таком и даже сейчас, видимо, не понимаю тайного смысла?
— Да потому что ты, сынок, на моём месте без году неделя, — ворчливо говорит генерал в отставке. Поднимается тоже, покрепче запахивает ночную одежду и уходит во внутренние покои.
Почтенная мейсти Леора спрыгнула в прибрежную волну, не дожидаясь, пока её вынесут из шлюпки на руках или поставят на прикол саму шлюпку — широкий подол так и расстелился по мелководью. В обеих руках она сжимала пухлую сумку с лекарскими принадлежностями. За ней торжественно выносили нечто закутанное в промасленную парусину и напоминающее своими очертаниями трон. Команда, которой многодневные рассуждения по поводу успели навязнуть в ушах, могла в деталях растолковать глупым островитянам, что этот агрегат представляет собой родильное кресло, что он хоть и сделан из лучшего в мире дуба, но морить, иначе томить, иначе мариновать его в океанском рассоле, чтобы получить дуб морёный, не было никакой необходимости. И так послужил нескольким поколениям родильниц и, дай Великая Богиня, ещё послужит.
— Как она там? — без всяких предисловий обратилась она к Рауди, который прибыл встретить королевского вымпельного «дракона».
— Вы-то сами как? Не стоило бы зарабатывать лихорадку в такой холодной воде.
— А, пустое. Там внизу сапоги до паха — в самый раз непокорных мужчин пинать. Так я спрашиваю — что с роженицей?
— Вот-вот ожидаем главного события.
— Ага, как на охоту ехать, так собак кормить. Не могли почтаря хоть месяцем раньше выслать? На море то штормит вовсю, то полный штиль, а ещё капитан вообразил, что если я тут разок побывала, так сразу ему лоцман первой статьи.
— Так месяцем раньше никто не думал, что морянчика носит! — оправдывался муж Орихалхо. — Вообще таилась и скрывала, пока не убедилась доподлинно.
— Какого-такого морянчика? Где взяла?
— Я фигурально. Девять лунных месяцев по самым точным подсчётам — это вместо привычных десяти. Отец ребёнка дня три-четыре всего и гостил: наша иниа Гали к этому времени свои зачаточные дни подогнала. А тех, у кого взять, нынче полон океан, только ведь одного-единственного все эти годы дожидались.
— Ага-ага. Он-то меня с места и стронул. Вопль души, собственно, был широкого профиля. В смысле — надобна преискусная повитуха. Я возражаю — не она я, только отчасти в таком замешана. Мессер МакБран говорит — вы же, сестра Лео, в тех местах уже подвизались, где какие травы и коренья собрать, ведаете, заодно и приятелей навестите… и родные могилки…то бишь пепелища… Полная задница чувств, одним словом. Ну вот, я и выехала. Со всем пыточным…хм… родовспомогательным инвентарём.
— Вот стулец бы не стоило по морю тащить.
— Родительское благословение. Не совсем зря, однако: легенда имеется, что Хельмутово наследие. Ну, того верховного мейстера, который зачал первого в династии короля. Тоже младенцев принимал — и своего личного сынка, между прочим.
— Мы попробовали к тому делу спальное кресло приспособить. Может, пригодится ещё. По крайней мере, не так понадобится драить от всякой нечистоты.
— Посмотрю. Мою мебелишку все равно пускай следом тащат. С сумой-то я как-нибудь сама справлюсь. Уж лучше б вам, если трудов не жалко, трав и грибов насобирать — зима уж на пороге, а нужны будут свежие. Так где наша инья обретается — место, надеюсь, хорошо запомнил?
Разумеется, место он знал: именно туда приводили его самого, Галину и Орихалхо, когда Барбе донёс на обеих женщин. Дело было важное, касалось благополучия всего Верта, иначе бы не разыграл из себя Иуду с его сребрениками. Впрочем, искупленное для того и искупают, чтобы не вспоминать, а кончилось тогда всё к лучшему.