Мириад островов - [2]

Самой хозяйке по причине крайней молодости все эти сложные материи были и совсем ни к чему. Высокопробное золото, натуральные самоцветы и дикорастущий жемчуг, фижмы, корсажи и крахмальные нижние юбки, удивительной красоты и качества шёлковые, бархатные и конопляные ткани для тела, тонкое льняное бельё для постели, чудесная глиняная посуда, которую легко было перепутать с фарфором, хрусталь и серебро — для стола, рукописные и печатные книги — для разума. Вот это было насущным.

Так же как и чистейший воздух, богатство воды, деревьев и трав, незатейливая, непривычная, но всё равно очень вкусная еда.

Галина, сама того не замечая, постепенно входила в суть отцова дела.

Для настоящего «посвящения в жизнь» их товара хозяйских эритроцитов с лейкоцитами надолго не хватало: требовалась санг ренья, королевская кровь, пурпурная кровь. Буквально две-три дорогостоящих капли… Отец посмеиваясь, рассказывал, как на этом попался сам свежекоронованный владыка, его величество Кьяртан, который сколотил на особого вида услугах капиталец и не спешил сдавать его в госказну. Ему пригрозили мало не главосечением, а золото пустили на выкуп невесты из монастырского рабства. Так что теперь в Верте мужицкая королева, умница, грамотная, но не шибко удалась личиком.

— Анекдот, — рассудила Галя. — Тут же должен быть абсолютизм. Просвещённая монархия или как-то так.

— Как это говорилось про наших собственных царей? — объяснял отец. — Монархия, ограниченная цареубийством. А здесь — дополнительно ограниченная матриархатом старших женщин: королевы-матери, королевы-вдовы и главной воспитательницы, по совместительству ведьмы.

— Слух удивительный, но вовсе не новый.

— Это ты о троице или о ведьме? Говорят, она то есть игна Стелламарис и её муж Хельмут, тоже придворный, — такое же «посвящённое железо», как и наши рутенские машинки. Их ещё называют «живые мечи».

— Полная чушь. Не верится никак.

— В том тебе нет необходимости. Использовать можно и без веры. По крайней мере, наши дела сильно улучшились, когда исчезла королевская монополия. До того наш юный владыка весь товар пропускал через себя самого.

Ещё отец обиняком пояснил, что чем выше положение и чем знатнее сам вертдомец, тем большим он в случае чего отвечает перед законом. Но такое и вообще не лезло ни в какие ворота, поэтому Галина до поры до времени отставила эти слова в сторону. Как и слова о дополнительном ограничении. Так же как и знамение тутошнего мирового древа с намертво вросшим в плоть куском виселицы.

Но через три года, три на редкость успешных и прибыльных года всё вспомнилось и отозвалось.

…Плотное чёрное жарсе с белым исподом поверх белой рубахи. Такие же чёрные гетры и башмачки. Дымчатое покрывало на распущенных косах — волосы выросли почти до колен, длинная заколка из гагата еле их удерживает.

Главный королевский законоблюститель встаёт навстречу знакомой сэнье, кланяется в ответ, однако кресла отнюдь не предлагает. Это поначалу казалось невежливым, но позже Галина поняла, что неучтиво было бы, напротив, навязать даме выбор. Даже если она выступает в роли просительницы. Потому что женщина сродни кошке в том, что почти незаметно для себя выбирает наилучшее во всех отношениях — не только место и местоположение в зале.

Странный обычай. И не он один.

То, что дело её отца, не очень видного, по здешним меркам, негоцианта, рассматривалось в самых верхах. То, что в суде не присутствуют ни истец, ни ответчик, нет диалога между прокурором и адвокатом, но один и тот же юрист рассматривает все доводы за и против и излагает их судьям. Что ни одно дознание не считается верно проведенным, если на нём как к ответчику, так и к истцу не применяются особые методы воздействия. Хотя последнее зачастую опускают, потому что верно использовать такое может лишь тонкий знаток души. Ибо здешние допросные методы сами по себе немногим тяжелей выскребывания плода из матки или выдирки зубов без наркоза. Как говорят в Верте, боль не должна затмевать разумения, вольный же разум волён и исхитряться.

Всё это также шокировало и казалось полной дичью.

Продолжало казаться.

Гали опустилась на табурет с таким расчётом, чтобы между ней и сьёром Мариньи да-Ромалин оказался низкий четырехугольный столик для распития кофе и прочих напитков. Колено к колену садятся лишь друзья и любовники, на углу стола — члены семьи или братства, во главе стола и сбоку — соответственно сеньор и вассал, тот, кого просят, и сам проситель. Выбор, означающий «присутствие высшей породы, что по стечению обстоятельств попала в подчинение к низшей» Галина сделала на чистой интуиции. Все мольбы давно уже потеряли всякий смысл.

— Благодарю вас за согласие вести со мной дальнейший диалог, сэнья Гали, — негромко произносит Мариньи, ритмично поглаживая колено. Незнающему никак не сориентироваться: имя у городского главы такое же простое, как наряд. Широконосые, как львиная лапа, туфли и штаны с буфами вместо обтяжных рейтуз — уступка не моде, но всего лишь ревматизму.

— Да, — кивает Галина. — Согласилась. А что мне остаётся?

— Тогда вначале позвольте повторить мои резоны, а в придачу освежить наши обстоятельства. Ваш почтенный батюшка, мэс Алек да-Рутейни, имел несчастье повздорить с местным конкурентом по поводу, скажем так, расширения рынков сбыта. Поскольку законные права были равновесны, а более того по причине, что оба претендента успели протитуловать друг друга с редкостной изобретательностью, ваш батюшка, именно он, а, подчёркиваю, не противная сторона, настоял на судебном поединке. Кинжальщик он был не в пример более виртуозный, с этим согласились все высокие чины маэстрата. Но поскольку речь шла не о человеческом, но о божеском, противнику было дозволено принять вызов. Первый же контрвыпад поразил мэс Алека в правую руку. Он мгновенно переложил нож в левую и нанёс противнику удар в лёгкое, мало не задев сердечных пазух. Обоих поединщиков тотчас развели, дабы не случилось худшего, и прямо на месте оказали им посильную помощь. И незамедлительно вернули их родичам.