Мирелла - [4]
А ежели в тот миг в трактир пожалует член магистрата, он воскликнет:
– Ничуть не бывало! Год ныне 1280-й! Ибо три года минуло с тех пор, как почил глава городского совета.
(В 1277-м во время торжественного шествия сей глава совета, шагая чинно и твердо, ступил на влачащийся по земле край длинной белой бороды своей, отчего грянулся оземь и расшиб чело так, что вскоре почил с миром.)
Под конец, всего верней, вмешается пристав:
– Куда там! Скорей уж 1275-й на дворе. Как раз четыре зимы назад был случай с вдовою Мориц.
(В 1271-м у той вдовы, растившей в одиночку десять рыжеволосых чад, за столом в трапезный час очутились одиннадцать мальцов. Один рыжее другого. Не в силах опознать чужого отпрыска, вдова порешила принять в семью лишний рот, взмолившись только, чтобы чудесное умножение чад более не повторялось.)
Ежели, конечно, сказ наш не идет пятью, а то и десятью летами позже: иные жители вспомнят и зиму 1279-го, когда случился великий спор об облаке, что на вид не то Священный Грааль, не то псина. Или же осень 1283-го, когда почтили Гамельн крестоносцы, выбрав его, а не соседствующий город для разграбления.
Словом, то, о чем сказываем, случилось в правление Рудольфа Габсбурга, в ту эпоху, что ныне зовется Высоким Средневековьем. В те времена мужчина, сумевший дожить до тридцати, был стариком, а женщины имели по пять-шесть детей к двадцати годам. Мылись тогда у всех на виду. В домах было по одной широкой кровати, где спали всей семьей, вместе со слугами и захожими странниками. Никто не сказал бы вам, сколько времени; день размечал церковный колокол, звоня Первый час, потом Третий, Шестой, Девятый[1], затем Вечерню и на закате – Повечерие. Картошки, шоколада и помидоров не было еще и в помине.
Пока предавались мы исчислениям, Мирелла не стояла даром. Она уже миновала заставу и вышла за городскую стену. У врат, опершись на алебарды, дремала пара стражей.
Мирелла шагала тропой через поле. Вдали от сутолоки Гамельна и от взоров его жителей она просветлела лицом. Расправила плечи. Вскинула голову.
Но ненадолго. Вскоре тело ее вновь напряглось от тревоги.
У реки она увидала Бедвика. Сей рослый детина, тоже из водоносов, был старше на несколько лет. Чернявый, скуластый, с грубым звериным лицом и будто дубленой кожей, он был вдобавок заносчив и буен, как необъезженный жеребец.
Польстясь пустынностью окрестных полей, он растянулся на мягкотравье и задремал.
Мирелла пошла крадком, молясь, чтобы он не пробудился. Воды нигде больше не почерпнуть: Везер река бурная. Лишь здесь умеряла она у берега свой клокот. В ином же каком месте ступишь в воду – того и гляди течением снесет.
Водоноска нагнулась наполнить ведра. Но едва окунула руки по локоть, кто-то стиснул ей ляжки. Бедвик спал вполглаза. Приметив девицу, он покрался по пятам и ухватил ее. Мирелла не пыталась вырваться из его хватки. Она была благоразумна. Дернись она посильнее, Бедвик может осердиться. Тогда, глядишь, еще зашибет, а то и, чего доброго, завалит в траву.
– Отступись! – проговорила она мягко. – Бедвик, пусти меня, нельзя мешкать, воду ждут.
Бедвик что-то проворчал в ответ. И продолжил свои изыскания. Руки его прокладывали путь вверх по девичьим бокам. Мирелла силилась хранить спокойствие. Нельзя было поддаться ужасу, что рождали Бедвиковы руки, лапавшие ее упорно и нагло. Водонос предпринимал героические усилия, тщась протиснуть ладони под плотные обмотки. Напитанная водою ткань противилась ему. Тогда стал он дергать ее, дабы порвать.
– Полно, – вновь начала Мирелла, как можно покойнее.
Бедвик распрямился во весь свой рост. С детства помня его повадки, Мирелла ясно видела: он распалился так, что вот-вот кинется на нее и придавит всем весом. Она почуяла знакомую угрозу быть силой взятой и поруганной.
Чтобы помешать подлым его замыслам, она перехватила поперечину от ведер и, повернув через бок, ткнула концом ее назад. Конец угодил Бедвику прямо в живот. Тот согнулся пополам. Мирелла вырвалась из его рук, взвалила ведра на плечи и бросилась прочь, пока не перевел он дух. Как ни тяжелы были ведра, она взбежала до самых ворот. Издали слыхала Мирелла, как громко бранится он ей вослед, но уже достигла стражей.
Она миновала ворота, не замечая хромца, укрывшегося в нише куртины.
Нищий давно уже шел за Миреллой. Едва ступила она за ворота, он поднялся с земли. Увечная нога чудесно исцелилась. Он побежал за ней до самой реки, надеясь еще урвать свою долю ласки от водоноски. Схоронившись за куст, он подглядывал за ней. Не ушло от него и общение Миреллы с Бедвиком: с увлеченьем наблюдал он, как юница дает себя щупать.
И вновь Мирелла вступила в гамельнский уличный гомон. И пропала в толпе, потупя взор, замкнувшись духом, напрягшись телом и навострив уши на звонящие по воду колокола. Угрозы удалось избегнуть. В этот раз.
Но сие не значило, что можно быть покойной. Она чуяла, некто шагает по ее пятам: она замрет – и он станет, она пойдет – пойдет и он.
Неспешно, дабы не встревожить и не оскорбить шедшего сзади, она оборотилась. Но бросила все любезности, едва узрела, что был то ребенок – то есть существо неопасное.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.
В этом увлекательном романе библейская притча переплетается с рассказом о Зиссель, незаконнорожденной дочери простой девушки Лидии и царя Соломона. Немая от рождения, Зиссель слышит и понимает всё. И в ночь, когда на свет появляется её младший брат, Зиссель невольно становится свидетельницей немыслимого заговора. Так она отправляется ко двору царя Соломона – мудрого, но жестокого и развратного правителя. Никто, в том числе и сам Соломон, не знает об истинном происхождении Зиссель. Но её выдает цвет глаз.
В далеком средневековье, во времена Халифата, в затерянной в песках Сахары деревушке жила хромая девочка. И был у нее дар – предсказывать дождь. Местные боялись Аулию, замуж выйти ей было не суждено. Так бы и провела она всю жизнь, разговаривая с козами и скорпионами, если бы однажды не прискакал в селение всадник в обгоревшем бурнусе. Он был из другого мира, где женщины покрывают лицо, а дворцы доходят до неба. Любовь, поселившаяся в сердце Аулии, подарила ей мечту. В поисках ее Аулия отправляется в странствие, где ей грозят хищники, неволя и гибель.