Миражи - [59]

И пока она произносила все эти слова, ее пальцы нежно гладили его по волосам.

– Пэдди, я ведь всегда старалась заботиться о тебе. – Мягкий ирландский акцент напомнил ему детство. – Правда?

Он кивнул.

– Тогда поезжай сегодня в Лондон. Сделай это ради меня, Пэдди, ладно? Пожалуйста.

Силы разом оставили его: в ее руках он будто превратился в мягкую глину. Всегда она ломала, корежила его, чтобы вылепить нечто по своему усмотрению. Неужели он никогда не сумеет вырваться из-под ее опеки? Достанет ли ему для этого мужества? Он не знал.

– А если я откажусь?

– Нельзя, Пэдди, никак нельзя. – Она опять дотронулась до своего лица, напоминая о том, какие страдания он ей принес, о том, на какие жертвы она шла ради него. – Сделай это для меня и для себя.

– Маргарет, а что если… – Он лихорадочно соображал, как можно поступить в этой ситуации. Может быть, позвонить Франческе из Лондона, попросить ее подождать, объяснить ей, в чем дело. – Мэгги, я…

Она не дала ему договорить, прижав палец к его губам.

– Прошу тебя, Пэдди. Послушай меня, доверься мне и сделай, как я говорю.

Голос ее звучал нежно, ласково, он обволакивал Патрика теплом, навевал безмятежный покой. Он всегда чувствовал себя неуверенно на этом свете, нетвердо держался на земле. В любую минуту мог упасть. Сестра тихонько водила пальцем по его щеке, гладила по голове, как в детстве.

– Ах, Мэгги, – безропотно выговорил он.

Что он мог поделать? За него все было решено, он тоже ждал, когда выпадет шанс, и теперь выбор был сделан раз и навсегда.

– Хорошо, Мэгги, – сказал он. – Я поеду.

С этими словами он ощутил острую боль утраты. У него не было уверенности, что он поступил правильно, и молил Бога, чтобы Франческа поняла его. У него никогда не хватало мужества противостоять Маргарет, тем более сейчас, когда она предлагала ему воспользоваться неслыханной возможностью войти в мир политики.

16

Поезд из Абердина опаздывал. Джон, поминутно посматривая на часы, ждал его в машине. Чтобы дойти до вагона, ему потребуется пять минут.

Барабаня пальцами по приборному щитку, он терялся в догадках – что там, в Лэрбеке, произошло? Из телефонного звонка леди Маргарет он ничего не понял. Она была очень лаконична, чуть ли не груба, но к этому ему было не привыкать. Но он догадывался, что, судя по тому, как встревоженно звучал ее голос, как она старалась увильнуть от объяснений, ей было, что скрывать. Джон никогда ей особенно не доверял. Он знал, что она способна Бог знает на что, но, как джентльмен, не любил распространяться на эту тему.

Какой черт дернул меня ввязаться в эту заварушку, корил он себя. Сделай я так, как хотел с самого начала, не влип бы в эту дурацкую историю. А теперь придется расхлебывать – раздраженные телефонные звонки, неожиданные увольнения, а потом, того гляди, на него возложат неприятную обязанность попросить Франческу вон из Мотком-парка. Ну и каша, вздохнул он.

Тут он взглянул на часы и понял, что пересидел, дожидаясь поезда. Джон торопливо выбрался из машины и кинулся на перрон, разыскивать платформу, на которую прибыл поезд. Не хватало еще, чтобы девушка решила, что ее никто не встречает.

Франческа стояла на площадке вагона, ожидая полной остановки поезда. В руках она держала все свое состояние – небольшую кожаную сумку. Она не знала, что ее ждет, но готовилась к худшему.

Весь путь от Абердина до Эдинбурга она проревела и теперь выглядела бледной и измученной. Она заперлась в туалете и, сжав голову руками, рыдала, выплакивая свою боль, свое унижение, свой стыд. Заглянув потом в зеркало, она увидела распухшее от слез лицо. Боль не ушла, она затаилась внутри. Легче от слез не стало.

Теперь голова ее была пуста, мыслей не было, только изнутри подымался страх, что она наказана за загубленную душу Джованни. И если сейчас Джон отправит ее прочь отсюда, это будет все то же наказание, кара небесная. Только вот предстоящее одиночество после нескольких счастливых дней казалось ей невыносимым.

Поезд наконец остановился, и Франческа спустилась на платформу. Нервы ее так напряглись, что причиняли почти физическую боль. Оглянувшись вокруг, она увидела Джона.

– Привет, Франческа! – негромко сказал он. Джон взял из ее рук сумку и поставил наземь. Потом обнял ее.

– Дорогая, что же случилось? – прошептал он. – Только не плачь, не надо.

Так они и стояли обнявшись посреди вокзальной толпы. Джон нутром почуял, как она страдает. Так мог проникнуться болью своего ребенка только отец.

В машине Франческа, устало откинувшись на спинку сиденья, молчала и невидящим взглядом провожала проносившиеся мимо пейзажи. Она смогла выдавить из себя всего несколько слов: «Извините» и «Я ничего не поняла».

И у Джона не хватило духу настаивать на объяснениях. Он понял, что вся затаенная печаль, которую она несла в себе, вырвалась теперь наружу, и всякое прикосновение будет для девушки невыносимым. Они ехали молча, и Джон пытался пригасить желание получить ответы на вопросы, которые роились у него в мозгу. Он расспросит ее потом, когда она немножко придет в себя. Сейчас не время. А теперь надо постараться успокоить ее. Она нуждается в его поддержке, и обмануть ее надежды нельзя.