Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - [66]

Шрифт
Интервал


Солнечные лучи больше не бьют в спину дома номер пять по Вальдштрассе, когда Бай Дан снова стоит у его входа и снова звонит Луксову. Никто ему не отворяет. На сей раз у него есть при себе адрес отеля «Феникс» и телефон. Он позвонит кому-нибудь из соседей, чтобы его впустили, напишет записку, где потребует, чтобы крестник пришел к нему в отель. Звонить туда не стоит, поскольку нельзя быть уверенным, что ему скажут о звонке. Он слышит шаги, бросает взгляд через плечо. Какой-то человек достает из кармана связку ключей. Бай Дан заговаривает с ним. Человек внимательно слушает. Я как раз сосед господина Луксова, говорит он. Но вам не повезло — он уже несколько недель как куда-то исчез. Исчез? Да, так это, пожалуй, можно назвать. Почтальон передал бандерольку для него моей жене, а извещение сунул в его почтовый ящик. Но извещение так никто и не вынул. И спустя неделю мы ему позвонили, да входите же, и там был только автоответчик. А что этот автоответчик сказал? Ну как обычно, что его нет дома и что мы можем оставить сообщение. Мы, разумеется, так и сделали, но он до сих пор не откликнулся. Да зайдите же к нам хоть на минуточку. Я спрошу у жены. А вдруг он именно сегодня подавал какие-то признаки жизни. Иногда ведь может и повезти.

Однако и жена ничего не знала сверх уже сказанного. Она и сама спрашивала у коменданта, но тот понятия не имеет.

— Очень сочувствуем.

— А может, стоит обратиться в полицию?

— Пока еще рано, радость моя. Он не ходит на службу, он работает на дому, поэтому он свободнее в своих передвижениях, может, он просто взял и уехал, надолго, я бы, к примеру, так не мог.

— Но он еще ни разу этого не делал. Он так редко выходит из дому.

— Он же не обязан нам докладываться.

— Очень глупо, что вам пришлось проделать такой долгий путь, а ваш внук куда-то исчез.

— Мне очень жаль, что мы ничем не можем вала помочь.

— Что вы, что вы! Вы мне так помогли, право слово. Скажите, пожалуйста, это там — его квартира?

— Нет, следующая.

— Спасибо вам большое. До свиданья.

— До свиданья.

Свет быстро гаснет. Где тут выключатель? Интересно, а король вилл мог бы открыть такую массивную дверь? Меня ловкость рук уже давно покинула. Надо глянуть, не открыто ли там какое-нибудь окно. Это был бы простейший способ проникнуть в квартиру. Сопоставляю степень риска и шансы на успех. Несмелые игроки этого не понимают. Даже когда не за горами поражение, они все равно не желают рисковать. Окно открыто, створка откинута назад. Я могу забраться на подоконник, оттолкнуться, вот так… получилось, створка поддается, отлетает внутрь комнаты. Теперь только влезть.

Бай Дан ощупывает, что там есть за окном. Бутылка падает на пол со стуком и дребезжанием, которое, пожалуй, слышно по всему дому. Под руки ему попадается край стола, он с трудом втягивает себя в квартиру Александара Луксова, лежит на столе, чувствует под собой какие-то предметы, которые сдвигает, снова грохот и снова дребезжание, он осторожно слезает со стола и наступает на осколки.

Счастье еще, что я в сапогах, а где тут свет, должен же где-нибудь на стене быть выключатель, ага, это у нас кухня, оттуда пахнет затхлым. Маленькая кухня, помещение рядом, дверь снята с петель, гостиная, унылая, скудно обставленная комната; телевизор есть, еще несколько книжных полок, тахта, два стула, несколько картин и гора пыли. Я возвращаюсь на кухню, ногами загоняю осколки в угол, открываю холодильник. Пусто, почти пусто. Плоский тюбик майонеза, наполовину использованная баночка горчицы, пучок салата, так же густо обросший плесенью, как моя голова — волосами. Мой крестник — изрядный неряха, а кроме того, он уже давно не появлялся в этой квартире.

Звонит телефон, трижды, три звонка, потом щелканье, потом голос. Впервые почти за двадцать лет слышу я голос своего крестника. Только теперь он говорит на другом языке. Александер Луксов. К сожалению, меня сейчас нет дома. После сигнала вы можете оставить для меня сообщение. Какой-то у тебя бесцветный голос, мой мальчик. После такого ответа ни одному нормальному человеку больше не захочется звонить. Добрый вечер, господин Луксов, вас еще раз беспокоит Витичек из Бюро переводчиков Надольного, к сожалению, мы не получили от вас никакого ответа относительно руководства к пользованию пылесосом. Нам необходимо завтра до середины дня получить от вас ответ, согласны ли вы взяться за эту работу. Сдать ее — позволю себе еще раз вам напомнить — надлежит через десять дней. Если вы не откликнетесь до указанного срока, нам придется передать этот перевод кому-нибудь другому. Ага, мальчик переводит, но явно не в последнее время.

Обстановку второй комнаты составляют кровать, стенной шкаф и письменный стол. Бай Дан включает настольную лампу и садится к письменному столу. Стол завален грудой бумаг — пакеты, реклама, счета, квитанции, письма. Бай Дан просматривает их и натыкается на множество счетов из какой-то клиники. Он читает их и понимает только, что мальчика положили в эту клинику и сделали ему операцию. Может, он и по сей день лежит в этой клинике. Бай Дан берет один из счетов и отправляется в клинику.


Еще от автора Илья Троянов
Собиратель миров

Роман вдохновлен жизнью и трудами Ричарда Френсиса Бёртона (1821–1890), секретного агента, первого британца совершившего хадж в Мекку, переводчика Кама-Сутры и “Тысячи и одной ночи”, исследователя истоков Нила и жизнеустройства американских мормонов.Действие детально следует за биографией его молодых лет, а порой сильно удаляется от дошедших свидетельств, домысливая увлекательную историю жизни главного героя — “образцового британца конца XIX в.”, с особой элегантностью офицера-разведчика, героя-любовника и “возлюбленного истины” несшего бремя белого человека сквозь джунгли Индии, пески Аравии и дебри Африки.


Рекомендуем почитать
Облдрама

Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…


Орланда

Благополучная и, казалось бы, вполне состоявшаяся тридцатипятилетняя женщина даже вообразить не могла, что однажды с ней произойдет невероятное: половина ее «я» переселится в случайно встреченного юношу и заживет своей жизнью — той, в которой отказала себе героиня в силу строгого воспитания и природного благоразумия…


Грех

Тадеуш Ружевич — особое явление в современно» польской литературе, ее гордость и слава. Едва ли не в каждом его произведении, независимо от жанра, сочетаются вещи, казалось бы, плохо сочетаемые: нарочитая обыденность стиля и экспериментаторство, эмоциональность и философичность, боль за человека и неприкрытая ирония в описании человеческих поступков.В России Ружевича знают куда меньше, чем он того заслуживает, в последний раз его проза выходила по-русски более четверти века назад. Настоящее издание частично восполняет этот пробел.


Пограничная зона

Мари-Сисси Лабреш — одна из самых ярких «сверхновых звезд» современной канадской литературы. «Пограничная зона», первый роман писательницы, вышел в 2000 году и стал настоящим потрясением. Это история молодой женщины, которая преодолевает комплексы и травмы несчастливого детства и ищет забвения в алкоголе и сексе. Роман написан в форме монолога — горячего, искреннего, без единой фальшивой ноты.В оформлении использован фрагмент картины Павла Попова «Летний день, который изменил жизнь Джулии».


Любовник моей матери

УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.