Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - [65]

Шрифт
Интервал

Ах, эти эксцентричные иностранцы, charmant, charmant, если сравнить с ее шефом — кошмар, уродливый, вдобавок грубый и тупой. И ни малейшего чувства юмора.

— Ну что ж, господин Бай, давайте посмотрим. Прошу прощенья, как вы назвали имя? Точно? Итак, если он у нас обучался, мы его найдем, у нас все записаны, не беспокойтесь.

— А я и не беспокоюсь, мадам, я возложил все свои упования на вас.

— Извините, что я так напрямую вас спрашиваю, но вы ведь наверняка скоро выходите на пенсию? Еще раз извините, это конечно же не мое дело, но меня это в настоящее время крайне занимает. В вашей стране вас тоже принуждают выходить на пенсию?

— Нет, нет, вам незачем извиняться. Но к сожалению, я вам мало что могу сказать по этому поводу. Люди, подобные мне, знают только один вид пенсии, и он расположен на глубине в два метра. А до тех пор, как я надеюсь, пройдет еще годик-другой.

— А разве у вас нет строгих правил? Нас выпроваживают на пенсию, хотим мы того или нет.

— Правила у нас, конечно, есть, мадам, но мы их не придерживаемся, тем более в таких серьезных вопросах. Но вас-то это почему тревожит? Вам-то еще далеко до пенсионного возраста.

— Ах вы льстец! Конечно, несколько годков у меня еще в запасе есть, но гнетущая мысль о досрочном выходе на пенсию, она так тягостна… и, к сожалению, это меня ждет в ближайшее время… Луксов Александер… здесь он написан через «е», но раз вы говорите, что это вообще редкое имя, то это, верно, он и есть. Я сделаю копию, чтобы справка была у вас в письменном виде, но, к сожалению, я не могу вам гарантировать, что адрес остался прежний, в конце концов, прошло уже некоторое время с тех пор, как он вычеркнут из списков, а студенты, у которых есть работа, где они прилично зарабатывают, по большей части меняют место жительства, а то и вовсе женятся, что вполне естественно, не так ли?

— Это первый след, мадам, и я преисполнен надежд. Многолетний профессиональный опыт развил у меня седьмое чувство в смысле поисков, я бы даже сказал — почти безошибочное чувство. Едва проснувшись сегодня утром, я знал, что это будет для меня счастливый день, о чем я уже говорил вам. Вы даже не можете себе представить, как много людей вы сегодня осчастливили.

— Ах, полно, это же само собой разумеется, ведь надо же помогать иностранным коллегам.

— Я благодарю вас также от имени родственников этого молодого человека. Большое вам спасибо.

Бай Дан целует ей руку. Она остается в полной растерянности.


Адрес выглядит так: Вальдштрассе, 5. Очутившись на улице, я сажусь возле круглого симпатичного фонтана, где выставились напоказ три нимфы, а может, три русалки, прижавшись плечом к плечу и каждая воздев к небу правую руку. Вокруг их бедер плещется грязная вода. Я разворачиваю план города. Вальдштрассе расположена на юге, а университет на севере, их связывает прямая автобусная линия. Как удачно. Маршрут двадцать третий.

Остановка называется Гогенцоллернплац, но уже в нескольких шагах от нее начинается Вальдштрассе — Лесная улица. Никакого леса поблизости, естественно, нет. Улица короткая. Мне нужен номер пять. Я поднимаюсь к входу в дом, устремив глаза на россыпь металлических табличек с именами, и несколько волнуюсь. Пробегаю глазами таблички снизу доверху. И впрямь, вот он стоит, Луксов, теми же печатными буквами, что и остальные фамилии. Я нажимаю на кнопку звонка, нажимаю коротко, выпрямляюсь, жду. Ничего не происходит. Может, я неправильно нажал? Я нажимаю на кнопку продолжительнее и сильней. Должно быть, квартира находится где-то неподалеку, потому что я слышу звонок. А может, какое-нибудь из окон открыто? И снова никакого результата. Я немножко жду, а сам раздумываю. Конечно, я мог бы опустить записку с номером отеля в почтовый ящик. Но я не записал этот номер. Неужели и Красный Крест допускает такие ошибки? Я мог бы назвать свой отель: «Отель „Феникс“». А что, если его нет в телефонной книге? Бай Дан возвращается на Гогенцоллернплац, отыскивает телефон-автомат. Открывает лежащую в будке потрепанную телефонную книгу. Отеля «Феникс» там нет. Ни на «Отель», ни на «Феникс». Разумеется, здесь есть и справочная служба. Он ищет ее на первых страницах. «Точное время», «Футбольное лото», «Справочная служба». Четыре цифры, легко запомнить. Он ищет монетки у себя в портмоне. Монеток куча. Но аппарат их не принимает. Над щелью он видит изображение телефонной карты. Идет в ближайший ресторанчик. Заказывает суп и спрашивает, можно ли от них позвонить. Рука указывает в сторону надписи «Туалеты». Вниз по лестнице. Возле автомата с сигаретами висит телефон, который принимает монеты. Но справочная служба не может ему помочь: отель «Феникс» отсутствует в ее банке данных. Бай Дан снова поднимается наверх. Ест свой суп. Когда он собирается платить, кельнер требует деньги также и за пол-ломтя черствого хлеба, который он макал в суп. А он-то, он-то еще принял великодушное решение не жаловаться на качество хлеба. Бай Дан возвращается в свой отель.

Пока он спрашивает о номере у портье, в роли которого снова выступает хозяин, раздается звонок. Откуда — неизвестно. Хозяин не реагирует. Возле него тоже стоит телефон, но звонит не этот. Хозяин записывает номер на квитанционной книжке. А почему вас нет в телефонной книге? Хозяин злобно глядит на Бай Дана в упор. Вырывает из книжки листок и придвигает его через стойку. А вам какое дело? Вот он, номер. Снова звонит телефон. По-моему, вас зовут. Хозяин мрачно мотает головой и демонстративно утыкает взгляд в разложенные перед ним на столе бумаги. Бай Дан поднимается по лестнице, слышит звуки, похожие на то, как если бы кто-нибудь отпирал дверь. Застывает на середине лестницы. Ждет, слышит голоса. Несколько голосов с очень заметным акцентом. До него доносятся забористые словечки, эти можно разобрать лучше. А хозяин говорит спокойным голосом: «Если вам здесь не нравится, можете сразу выкатываться. Государство даже готово оплатить вам обратный билет». Бай Дан осторожно спускается по лестнице. Все его детское любопытство. Так же осторожно он заглядывает за угол. Три южного вида мужчины в анораках, а один вообще черный. Один из них что-то возбужденно втолковывает хозяину. Раз воды больше нет, цена, которую он запросил, для них неприемлема. Это форменный грабеж. Вода будет завтра утром, поняли? Завтра придет слесарь. А теперь чтоб я вас больше не видел. И хозяин поворачивается к ним спиной. Трое небритых белых идут к входной двери, черный остается. Просит сигарет. Хозяин бросает ему пачку. Я лучше спущусь вниз, говорит черный. Не мог сразу сказать, что ли? Хозяин снимает с доски ключ и движется прямо на Бай Дана, а тот, отпрянув назад, разворачивается, делает один-два шажка наверх и снова быстро разворачивается, словно это он идет вниз по лестнице. Но хозяин не появляется из-за угла. Да, верно, негр ведь сказал вниз. Он слышит лязг задвижки. Надо будет поглядеть, что там такое. Но потом. А теперь надо бы на часок прилечь. Поди знай, на сколько еще может затянуться этот день.


Еще от автора Илья Троянов
Собиратель миров

Роман вдохновлен жизнью и трудами Ричарда Френсиса Бёртона (1821–1890), секретного агента, первого британца совершившего хадж в Мекку, переводчика Кама-Сутры и “Тысячи и одной ночи”, исследователя истоков Нила и жизнеустройства американских мормонов.Действие детально следует за биографией его молодых лет, а порой сильно удаляется от дошедших свидетельств, домысливая увлекательную историю жизни главного героя — “образцового британца конца XIX в.”, с особой элегантностью офицера-разведчика, героя-любовника и “возлюбленного истины” несшего бремя белого человека сквозь джунгли Индии, пески Аравии и дебри Африки.


Рекомендуем почитать
Облдрама

Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…


Орланда

Благополучная и, казалось бы, вполне состоявшаяся тридцатипятилетняя женщина даже вообразить не могла, что однажды с ней произойдет невероятное: половина ее «я» переселится в случайно встреченного юношу и заживет своей жизнью — той, в которой отказала себе героиня в силу строгого воспитания и природного благоразумия…


Грех

Тадеуш Ружевич — особое явление в современно» польской литературе, ее гордость и слава. Едва ли не в каждом его произведении, независимо от жанра, сочетаются вещи, казалось бы, плохо сочетаемые: нарочитая обыденность стиля и экспериментаторство, эмоциональность и философичность, боль за человека и неприкрытая ирония в описании человеческих поступков.В России Ружевича знают куда меньше, чем он того заслуживает, в последний раз его проза выходила по-русски более четверти века назад. Настоящее издание частично восполняет этот пробел.


Пограничная зона

Мари-Сисси Лабреш — одна из самых ярких «сверхновых звезд» современной канадской литературы. «Пограничная зона», первый роман писательницы, вышел в 2000 году и стал настоящим потрясением. Это история молодой женщины, которая преодолевает комплексы и травмы несчастливого детства и ищет забвения в алкоголе и сексе. Роман написан в форме монолога — горячего, искреннего, без единой фальшивой ноты.В оформлении использован фрагмент картины Павла Попова «Летний день, который изменил жизнь Джулии».


Любовник моей матери

УДК 821.112.2ББК 84(4Шва) В42Книга издана при поддержке Швейцарского фонда культурыPRO HELVETIAВидмер У.Любовник моей матери: Роман / Урс Видмер; Пер. с нем. О. Асписовой. — М.: Текст, 2004. — 158 с.ISBN 5-7516-0406-7Впервые в России выходит книга Урса Видмера (р. 1938), которого критика называет преемником традиций Ф. Дюрренматта и М. Фриша и причисляет к самым ярким современным швейцарским авторам. Это история безоглядной и безответной любви женщины к знаменитому музыканту, рассказанная ее сыном с подчеркнутой отстраненностью, почти равнодушием, что делает трагедию еще пронзительней.Роман «Любовник моей матери» — это история немой всепоглощающей страсти, которую на протяжении всей жизни испытывает женщина к человеку, холодному до жестокости и равнодушному ко всему, кроме музыки.