Мир вашему дому - [63]

Безмерно уставший, неузнаваемо худой, отец обнял мать, детей, поискал глазами дочку и по глазам жены и сыновей понял, что его, много испытавшего, привыкшего ко многим потерям на войне солдата, дожидалась еще одна утрата, теперь уже в родном доме. Утрата эта была для него самая тяжелая, самая неожиданная и подлая. Отец утер кулаками землистые, нездоровые щеки, опустил голову, пряча первые мирные слезы. Мать схватила его голову, прижалась к ней. Тепло мужниных слез топило в ее душе застарелый лед…

МАТЬ: — Если б я была рядом с дочкой, я бы уберегла ее от смерти. Распроклятая война убила мою Наденьку. Так пусть кровь невинных загубленных детей сольется в единое море, и пусть в ней захлебнутся все, кто готовит и замышляет для людей войны. Пусть мое материнское проклятие носится по земле и убивает кровожадных нелюдей в человеческом обличье. Когда на земле наступит вечный мир и матери перестанут пугаться за жизнь своих детей? Почему люди медлят и не вяжут руки этим одичавшим волкам, которые снова и снова хотят воевать? Я женщина, я жажду их крови. Они неправедные люди, но я ведь женщина, мне нельзя быть жестокой, иначе что останется от людей и мира, если из него уйдет женское сострадание? Наверное, я схожу с ума. Но у меня пятеро сыновей! Увижу ли, доживу ли я до этого сладкого дня, который матери назовут Великим Днем Мира?

СЫН: — Я слушаю горячую речь матери, и мне жалко ее, себя, этот сложный, трудно предсказуемый мир. Ее восприятие мира осталось по-детски чистым, оно не принимает, не хочет принимать того, что нам кажется простым, понятным. Она мечтает дожить до Великого Дня Мира, когда люди переплавят, похоронят страшное оружие, начнут улыбаться, посылать открытки и ездить в гости друг к другу, не разбирая границ и океанов. Я в восторге от ее мечты, ибо я, как и все, немного эгоист и в мечте матери вижу заботу прежде всего о нас, ее детях. Я бы даже объявил этот день первым годом новейшей эры. Если б я был всемогущ…

Но вернусь к тем нелегким для Пушкаревых годам. Приезд отца с войны — увы! — осложнил жизнь семьи. Теперь надо было еще и ухаживать за больным, беспомощным отцом. Ему не становилось легче. Где-то возле сердца ворочался стальной осколок, иногда он так напоминал о себе, что отец терял сознание и кричал на весь дом от боли. В такие минуты Кирилл уводил перепуганных детей на улицу, бегом возвращался в дом и пытался хоть как-то удержать отца в постели, не дать ему свалиться на пол.

Мать стойко переносила угасание отца. В ней, как всегда в критические моменты, заговорил нугайский дух. «Отец наш вернулся с войны батыром, — сказала она Кириллу. — Мы должны гордиться им. Если даже он умрет, прах его будет покоиться в родной земле, рядом с семьей. Разве это не счастье для нас, что отца не положили в безвестную могилу где-нибудь на чужбине?»

Но она не сдавалась, ходила по врачам, писала известным хирургам. Помощь ниоткуда не могла прийти: осколок нельзя было трогать. Оставалось уповать на его величество случай. И все равно мать не оставляла своих попыток. Пришла Победа, жизнь снова становилась на ноги, залечивала на ходу тяжелые раны, а муж лежал в постели и медленно уходил из жизни. Она не помнит, где разыскала этого старенького, седенького врача, начинавшего свою лечебную практику еще в прошлом веке. Старичок посоветовал: «Осколок пусть сидит в теле. Вы его, миленькая, смажьте, ублажите. Для этого больному надо потреблять как можно больше жирной пищи, свиного сала в особенности».

Мать продала кур и на вырученные деньги купила свиного мяса и сала. Готовила она отцу отдельно, ибо супы были настолько жирными, что их отказывались есть дети. Через месяц щеки отца залоснились, осколок ворочался в нем тише и мягче. Мать, воспрянув, окончательно поверила старенькому врачу и решилась на крайний для нее шаг: завела сразу двух поросят.

Эта мера матери выглядит героической уже потому, что в ней упорно жило привитое веками отвращение кочевника и мусульманина к свинье. Прежде наша семья не знала даже вкуса свиного мяса. Однако пришлось пристраивать к сараю свинарник, кормить и поить этих неприятных животных. Ухаживать за ними она не умела, пришлось ей учиться у соседок. Опять же, на Кирилла легла основная работа по уходу за свиньями. Правда, вскоре Кириллу пришлось идти на завод учеником, и все тяготы по дому легли на подрастающего Наримана.

Мать не выносила запаха свинарника. Хрюкающие, все время требующие еды, ненасытные, глубоко противные натуре матери животные быстро пошли в рост. С первыми морозами сосед забил одну из свиней. К Новому году отец вовсе ожил, начал двигаться по избе. Уверовав в силу жирной пищи, отец питался только ею. Незаметно для себя он брал на свои плечи одну за другой домашние заботы, начал ухаживать за свиньями. В конце зимы отец сам забил вторую свинью. К тому времени мать купила еще поросят.

В поселке качали головами, изумлялись исцелению отца. Тот же все больше распрямлялся к жизни, весь день проводил на дворе, поправлял, приколачивал, переделывал обветшавшее за войну хозяйство. Понемногу к жирной пище привыкли и дети, и мать была вынуждена готовить себе отдельно. Она так и не переборола в себе отвращение к свинине.