Мир вашему дому - [5]

— Не пужай, — презрительно отмахнулся Карамышев. — На твое место человека хоть сегодня найдут, вот ты на мое место найди. Мой хлеб тяжелее твоего будет. Так ведь, Амир Гареевич?

Из машины вылезло отдохнувшее звено Ризуана, и Карамышев, сжалившись, пропустил вперед звено Загитова. Тот, зарывшись лицом в искусственный мех полушубка, боком полез было в теплую машину, как неожиданно Карамышев схватил его за полу.

— Ишмаев где? — крикнул он. — Где Ишмаев?

Загитов с сожалением вытащил ногу из машины, долгим взглядом смерил Карамышева.

— Какой ты странный мужик, — сказал он. — Ну откуда я знаю, где сейчас сидит или стоит этот Ишмаев. Это я должен тебя спрашивать, где находятся твои люди.

— Где Ишмаев? — снова спросил Карамышев и шагнул к главному. — Я звено тебе поручал. Ты отвечаешь за этого парня…

Загитов оглядел рабочих и, не найдя среди них Ишмаева, встревожился. С него вмиг соскочило равнодушие. Карамышев подозвал мастера.

— Возьми ребят и обыщи поле, — велел он. — А ты, Амир Гареевич, со своим звеном ищи в лесу.

Вскоре собрались все вместе, но Ишмаева никто не видел.

Карамышев вгляделся в темноту.

— Ищите возле вагончика и за машиной, — приказал он. — Загляните в овражек.

Карамышев лихорадочно пытался представить возможные пути молодого парня.

«Вот Ишмаев, распаренный, выскочил из траншеи, — думал он, делая шажки в сторону от «забоя». — Пошел к лесу вот этой тропкой. Тут уже ходили днем другие, по нужде. Так…»

Он прошел тропкой до леса, углубился, дальше тропка кончалась.

«Так… — быстро соображает Карамышев, возвращаясь по тропе. — Здесь его нет. Тогда где же он? — Он вспомнил застенчивый характер паренька, и его озарило: — Этот на тропке не присядет. Он уйдет в сторону».

Карамышев бросился за одно дерево, за другое. За широким стволом дуба он увидел темный предмет, напоминающий мешок.

То был Ишмаев, привалившийся к дереву. Видимо, он не удержался от соблазна и на минуту решил сомкнуть глаза.

Едва не закричав, Карамышев обхватил холодеющее тело и потащил его к людям.

…— Надо растереть водкой, — засуетился побледневший Загитов. — Принесите, там оставалось в бутылке.

Рабочие не двинулись, и Загитов, взглянув на их молчаливые лица, понял, что надеяться не на что.

Карамышев расстегнул шубу и вытащил из внутреннего кармана полиэтиленовую фляжку со спиртом.

Ишмаева привели в чувство, но Карамышев боялся за его ноги. Осмотрев их, он сказал Янгалину:

— Садись в машину, и дуйте вдвоем в город. Заезжайте в первую же больницу. Вы, Амир Гареевич, тоже садитесь.

Загитов сделал было движение, чтобы отказаться.

— Езжайте, — сухо попросил Карамышев. — Ваш видок чуть получше, чем у Ишмаева. Да и доложить надо обстановку диспетчеру.

Загитов, ссутулившись, еле втащил на переднее сиденье одеревеневшие от холода и изнуряющей ночной работы ноги, слабо махнул рукой столпившимся у машины рабочим, и «Волга» укатила в белое поле.

Сварщики уже кончали работать. Ризуан со своим звеном наломали в лесу сухих веток и разложили на снегу жаркий костер.

— Теперь продержимся, — пообещал себе и товарищам бригадир и вопросительно посмотрел на сидевшего у костра Карамышева.

Тот, не ответив, уронил голову на грудь.

РАССКАЗ О РАНЕНОЙ МАШИНЕ

Искалеченный трубоукладчик привезли в центральные мастерские после обеда. Из курилки выбежали слесаря, со второго этажа конторы степенно сошло начальство, за ним служащие, из цехов подошли солидные, молчаливые механики и командированные из управлений треста, разбросанных по Уралу и Западной Сибири.

Трубоукладчик привезли со станции на трейлере. Совсем недавно он был красивой, самой мощной машиной в отрасли, гордостью конструкторской мысли головного института. Трубоукладчик этот был безотказен в эксплуатации и работал в любых климатических условиях.

Месяц назад он угодил в топь на одной из северных трасс, несколько дней его тащили из болота кранами, лебедками, цепляя тросы за все, что ненадолго показывалось из мутной жижи.

Наконец трубоукладчик вытащили и погрузили на трейлер. Но в дороге его подстерегала вторая беда. На крутом повороте зимника не выдержала ось трейлера, и он вместе с трубоукладчиком и тягачом полетел под откос.

Толпа стояла вокруг искалеченного богатыря и молчала. На трубоукладчике не оставалось ни единого живого места: дизельный мотор был с одного боку раздавлен, кабина смята в лепешку, подъемную стрелу согнуло пропеллером, железные листы обшивки сорвало и покорежило, стекла фар выдавило, и они пустыми глазницами смотрели на людей и серый заводской двор.

Нурислам Булгаков, механик, стоял в толпе и вдыхал тонкий, знакомый запах давно отработанной солярки, исходивший от машины. В свое время он много работал на трубоукладчиках, знал и любил их. Он с закрытыми глазами мог разобрать и собрать любой узел и всегда с жадным любопытством накидывался изучать и ремонтировать машины новых модификаций.

Покалеченный трубоукладчик, словно уставившийся на него выбитыми фарами, вызывал у Булгакова не просто жалость, сострадание, как у многих собравшихся в толпе знатоков и любителей техники. Глядя на него, он испытывал что-то похожее на отчаянье. Булгаков удивился неожиданному чувству, отошел в сторону и закурил.