Мир в ХХ веке - [202]

Режимы здесь стабильны, но во внутренней политике внешние атрибуты либеральной демократии заметно уступают традициям ислама. Более того, последние десятилетия здесь в еще большей степени, чем в Сирии и Ираке, отмечены явным ростом влияния и значения исламского фундаментализма. В форме саудийского ваххабизма он в наши дни активно проникает и в населенные мусульманами республики распавшегося СССР. Особенно энергично заимствуется фундаментализм в Афганистане, где еще недавно советские руководители мечтали создать чуть ли не советскую республику. Афганские коммунисты, которые с десяток лет назад считались силой в этой одной из самых отсталых в Азии стран, потерпели поражение и вынуждены были покинуть свою страну. Ныне нищий и озлобленный Афганистан — одна из самых надежных баз международного фундаментализма и терроризма, а стоящие у власти в этой стране так называемые талибы — воспитанники исламских школ в Пакистане.

К слову, еще раз о Пакистане. За последнее время и особенно в годы войны в Афганистане эта страна тоже совершила заметный крен в сторону фундаментализма. Именно в Пакистане была и существует сегодня база для подготовки воинов-талибов, для их вооружения. Афганистан и Пакистан сегодня — самые близкие союзники в борьбе с теми, кто еще не вполне готов принять на вооружение опасный ислам, ислам экстремистов-фундаменталистов.

Итак, итоги деколонизации Востока достаточно различны. Они зависели от множества различных факторов — и от цивилизационных традиций, и от политики колонизаторов (если речь идет о колониях), и от геостратегического положения той или иной страны, ее исторических судеб, в том числе в годы второй мировой войны, и от политики лидеров, а в немалой мере от природных ресурсов, прежде всего нефти. Но, учитывая все это многообразие факторов, всю совокупность случайного и закономерного, следует все-таки выделить и некоторые бросающиеся в глаза особенности этого процесса в целом.

Оставляя в стороне Африку южнее Сахары, где было немало своих проблем, и ограничиваясь теми странами, о которых идет речь в данной главе, мы вправе прийти к выводу, что легче и гармоничней всего были восприняты нормы европейской структуры и сопутствующей ей цивилизации в странах Дальнего Востока, пусть не во всех, не сразу и не одинаково. В одних государствах это произошло в форме заимствования коммунистической идеологии, в других — в виде умелого приспособления к европейским стандартам, но цивилизационная основа стран этого региона при этом оказалась в наибольшей степени близка к европейской.

Это может показаться странным, но дело обстоит именно так. Похоже на то, что главную роль в подобного рода сходстве сыграла ориентация конфуцианства как доктрины и извечное стремление конфуциански ориентированных жителей региона к самоусовершенствованию и соревновательности, а также к заимствованию и усвоению новых знаний при сохранении основ собственной цивилизации в любой из ее модификаций. Примерно то же самое, пусть в несколько меньшей степени, можно зафиксировать на примере по меньшей мере части стран индуистско-буддийской цивилизации. В Юго-Восточной Азии отсталость региона во многом помогали преодолеть — с последующим активным и умелым приспособлением к европейским стандартам — китайские хуацяо. В Индии или на Цейлоне адаптирующим фактором была английская колониальная администрация, активно и успешно прививавшая все те же европейские стандарты, тогда как о сохранении собственной цивилизационной самобытности заботились лидеры национальных движений, возглавивших эти страны после деколонизации.

И как это ни покажется парадоксальным, наибольшее сопротивление по отношению к европейским стандартам продемонстрировал мир ислама — религии, по происхождению и сфере своего распространения наиболее близкой к христианству. Показательно, что даже там, где европейские стандарты прививались долго и вроде бы успешно (Пакистан и Бангладеш как части британской Индии), они после деколонизации начали заметно шататься и искажаться под влиянием все набиравшего силу ортодоксального ислама, со временем обретавшего (особенно в Пакистане) явственно фундаменталистскую окраску. Аналогичный процесс можно проследить в Египте и Алжире, где властям приходится силой усмирять фундаменталистов, подчас ведя с ними настоящую гражданскую войну. Даже в Турции, где ислам был потеснен Кемалем наиболее решительно и, казалось бы, бесповоротно, фундаментализм в последнее время набирает силу и держится в рамках лишь благодаря жесткой политике военных лидеров. Только в отдаленных от ближневосточного мира и его корней Малайе и Индонезии ислам проявляет себя пока весьма умеренно.

Вообще же практически для всех исламских стран характерны некоторые особенности, заслуживающие внимания, особенно с точки зрения их потенций и будущего всего мира. Эти особенности сводятся прежде всего к агрессивности по отношению к западным стандартам. И хотя не везде и не в одинаковой степени она проявляется, заметна она практически везде. И питается не только крайностями фундаментализма. Просто правоверные, воспитанные в духе недоверия ко всем остальным (их терпят, но никогда не считают равными себе и, как правило, не отдают за них замуж своих женщин), наиболее отчетливо демонстрируют это презрительное недоверие по отношению к развратному по исламским понятиям Западу, где женщины ведут себя свободно, рекой льется вино, а средства массовой информации ни в чем не стеснены, способны на любое святотатство (вспомним о смертном приговоре, вынесенном иранскими аятоллами писателю С. Рушди за его книги, задевающие священную фигуру пророка и суры Корана). И это еще далеко не все.