Мир тишины - [30]
Не темнота, но свет принадлежит тишине. Никогда не бывает он так ясен, как в летний полдень, когда тишина окончательно превращается в свет.
Тишина словно раскрывается перед нами, и свет предстаёт сущностью тишины.
В эти летние дни тишина обнажена, и неприкрытый свет бросается в глаза. Ничто не движется, ничто даже не смеет сдвинуться.
Свет настолько точно выражает суть тишины, что всякое слово кажется лишним. Свет предстаёт воплощением тишины.
Порой из нас исходит свет глубинный, и всякий свет иной уже не нужен больше. (Гёте)
Ночью тишина спускается ближе к земле. Земля покрывается тишиной, и кажется, что она проникает даже сквозь поверхность земли. Слова дня растворяются в тиши ночи.
Вдруг в ночи раздаётся птичье пение. И песня эта подобна остатку всех дневных звуков, в страхе обнявших друг друга и нашедших в пении птицы своё укрытие.
По озеру скользит лодка, и удары вёсел о воду подобны стуку о стену тишины.
Ночью деревья тянутся ввысь, словно своими стволами подхватили что-то и собираются передать тишине. Наследующее утро стволы кажутся более вытянутыми, чем до этого вечером.
Отчуждённые от себя и отчуждённые от места собственного пребывания вещи стоят в ночи словно днём тут их не было и в помине, и только ночью, незаметно для них самих, их расставила тишина. Они тайно прибыли сюда на тишине, как на корабле: как Одиссея вынесло на Итаку, и на морском берегу сокровища лежат вокруг него, так же и вещи выносятся в ночь.
4
Порой безмолвие природы выглядит как бунт - словно оно жаждет вторгнуться в человеческое слово.
Ветер воет, несясь сломя голову, как будто в поисках слова, чтобы вырвать его из говорящих человеческих уст; слово исчезает в завывании ветра.
Когда завывает ветер, природа напугана тем, что тишина может оставить её и место безмолвия займёт что-то иное.
В бурю тишина съёживается, но в блеске молнии, озаряющей лес и обгоняющей гром, вырывается стрелой.
В гнущихся деревьях сквозит страх. Это страх существа перед лицом изменения и превращения.
Но вот внезапно всё стихло. Неистовый ветер разбил все звуки вдребезги.
Море грохочет. Оно словно жаждет разорвать себя, словно вздымающимися волнами желает обнажить себя.
Но вдруг оно погружается в себя, словно в собственной глуби нашло то, что искало; и морские глубины вновь накрывает покой.
Ночью нити луны подобно сетям проникают вглубь моря. И теперь, когда под гнётом тишины, море утопает в самом себе, это похоже на то, когда в звучании моря растворяются все человеческие звуки и испуганный человек издаёт вопль, обращённый к себе.
Огонь... Когда в потрескивающем огне замирает пламя, а затем вновь возвращается во внезапной вспышке, то кажется, что огонь решил ухватиться за что-то - отчего и замерло пламя, - но потом вздымается ещё выше и яростнее в ещё более глубоком отчаянии.
5
Когда в природе тишина сгущается так плотно, что кажется, что все проявления природы не более чем скопление этой тишины, то человек словно бы лишается слова, а само слово - является всего лишь разломом в тишине.
Есть ли в мире другая страна, чьё безмолвие столь же совершенно? Здесь, в краю эскимосов ветер не гуляет в ветвях, ибо на них нет листьев. И птицы не поют. Нет журчания бегущей воды. Нет зверей, испуганно скрывающихся в темноте. Нет камня, соскользнувшего под стопой человека и упавшего затем в реку, ибо все эти камни прочно вмёрзли в землю и похоронены под покровами снега. И всё же слово отнюдь не умерло: это только обитающие в одиночестве существа стали бесшумными и невидимыми.
Это спокойствие, такое уединяющее, так успокаивающе действующее на мои изношенные нервы, постепенно начало наваливаться на меня тяжёлым бременем. Пламя жизни внутри нас забиралось всё глубже в своё тайное убежище, и сердца стали биться медленнее. Скоро настанет день, когда нам нужно будет встряхивать себя, чтобы возобновить биение сердца. Тишина сковала нас, мы глубоко погрузились в неё и оказались на дне колодца, выбраться из которого было неимоверно сложно. (Гонтран де Понсинс, "Каблуна")
В этой цитате можно расслышать человека, дрожащего от страха быть поглощённым тишиной и стать частью природного безмолвия. Его слова как будто взрасли в тишине - в подбирающейся всё ближе тишине; они подобны длинным теням, отбрасываемым на стену безмолвия. Они словно последняя попытка удержать эту надвигающуюся стену.
Тишина природы вдавливается в человека. Человеческий дух подобен небу над широким простором тишины. Дух превращает природное безмолвие в часть человеческого мира. Он берёт чистую природную тишину и соединяет её с тишиной, породившей слово и несущей на себе печать безмолвия Бога.
ПОЭЗИЯ И ТИШИНА
1
Поэзия берёт начало в тишине и тоскует по тишине. Словно человек, она скитается от одной тишины к другой. Она словно полёт, словно кружение над тишиной.
Подобно тому, как пол дома может быть выложен мозаикой, так и дно тишины выстлано поэзией. Великая поэзия - это мозаика, выложенная в тишине.
Но это не значит, что в поэзии тишина важнее, чем язык:
Самое возвышенное и великолепное заключено не в том, что невыразимо - как если бы поэт сам по себе был выше своих стихов, - но именно стихи его представляют лучшее, что есть в нём ... Поэт - это отнюдь не то, что остаётся невыраженным при нём.
Убедительный и настойчивый призыв Далай-ламы к ровесникам XXI века — молодым людям: отринуть национальные, религиозные и социальные различия между людьми и сделать сострадание движущей энергией жизни.
Первая в России книга о патафизике – аномальной научной дисциплине и феномене, находящемся у истоков ключевых явлений искусства и культуры XX века, таких как абсурдизм, дада, футуризм, сюрреализм, ситуационизм и др. Само слово было изобретено школьниками из Ренна и чаще всего ассоциируется с одим из них – поэтом и драматургом Альфредом Жарри (1873–1907). В книге английского писателя, исследователя и композитора рассматриваются основные принципы, символика и предмет патафизики, а также даётся широкий взгляд на развитие патафизических идей в трудах и в жизни А.
Михаил Наумович Эпштейн (р. 1950) – один из самых известных философов и теоретиков культуры постсоветского времени, автор множества публикаций в области филологии и лингвистики, заслуженный профессор Университета Эмори (Атланта, США). Еще в годы перестройки он сформулировал целый ряд новых философских принципов, поставил вопрос о возможности целенаправленного обогащения языковых систем и занялся разработкой проективного словаря гуманитарных наук. Всю свою карьеру Эпштейн методично нарушал границы и выходил за рамки существующих академических дисциплин и моделей мышления.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Антология современной анархистской теории, в которую вошли тексты, отражающие её ключевые позиции с точки зрения американского постлевого анархиста Боба Блэка. Состоит из 11 разделов, а также общего введения и заключения. Составлена специально для издательства «Гилея». Среди авторов: Джордж Вудкок, Джон Зерзан, Мюррей Букчин, Фреди Перлман, Пьер Кластр, Персиваль и Пол Гудманы, Мишель Онфре, сам Боб Блэк, коллективы CrimethInc., Fifth Estate, Green Anarchy и мн. др. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Эрик Вейнер сочетает свое увлечение философией с любовью к кругосветным путешествиям, отправляясь в паломничество, которое поведает об удивительных уроках жизни от великих мыслителей со всего мира — от Руссо до Ницше, от Конфуция до Симоны Вейль. Путешествуя на поезде (способ перемещения, идеально подходящий для раздумий), он преодолевает тысячи километров, делая остановки в Афинах, Дели, Вайоминге, Кони-Айленде, Франкфурте, чтобы открыть для себя изначальное предназначение философии: научить нас вести более мудрую, более осмысленную жизнь.