«Мир спасет красота». В России - [19]
>18 L’universel.
>19 Totalité.
>20 Всеобщность; целокупность (лат.). См.: Кант, «Критика чистого разума», I, ч. 1, отд. 2, кн. 1, разд. 2 («О трансцендентальных идеях»).
>21 Uniformité.
>22 Выражение, неоднократно встречающееся в сочинениях Канта. Ср. в «Пролегоменах ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки»: «Я охотно признаю, что напоминание Дэвида Юма было именно тем, что много лет назад прервало мой догматический сон (dogmatischen Schlummer) и придало моим исследованиям в области спекулятивной философии совершенно новое направление». Там же: «Космологические идеи. Этот продукт чистого разума в его трансцендентном применении представляет собой самое удивительное явление его и всего сильнее содействует тому, чтобы философия пробудилась от догматического сна и принялась за трудное дело критики самого разума» (пер. проф. Арташеса Сараджева, казненного в 1937 году, безымянно опубликованный в: Кант И. Сочинения в шести томах. М.: Мысль, 1966. Т. 4, ч. i).
>23 Хайдеггер, «Что значит мыслить?» (1951–1952): «Требующее осмысления проявляет себя в том, что мы еще не мыслим. Всё еще не мыслим, хотя состояние мира все настоятельнее требует осмысления. Правда, кажется, ход событий способствует скорее тому, чтобы человек действовал, вместо того чтобы произносить речи на конференциях и конгрессах и вращаться в одних лишь представлениях о том, что должно быть и как нужно это сделать. Следовательно, не хватает действия, а ни в коем случае не мышления» (пер. А. Солодовниковой).
>24 Католический (фр.).
>25 Alfred Ernout, Antoine Meillet. Dictionnaire étymologique de la langue latine. Histoire des mots. Paris: Klincksieck, 1932, и переиздания.
>26 Totalité.
>27 Popularité, перевод немецкого Popularität. Термин появился несколько раньше, и именно в связи с художественным творчеством, в среде последователей И. Г. Гердера. В 1784 году вышла книга Г. А. Бюргера «О народности в поэзии» («Von der Popularität der Poesie»). В начале XIX века термин получил общеевропейское распространение (фр. popularité, полъск. narodosc, русск. народность и т. д.). Важным, насущным и плодотворным, в особенности для сегодняшней России, представляется нам возвращение французским мыслителем в философский словарь, с обновленными и точными определениями, этих двух понятий — народ (см. в статье «В России») и народность, дискредитированных как русской имперской идеологией XIX века, так и пропагандой тоталитарных режимов XX века.
>28 Par absorption.
>29 Ср. в лекции «Что такое метафизика» (1929): «Метафизика — это вопрошание сверх сущего, за его пределы, так, что мы получаем после этого сущее для понимания как таковое и в целом» (пер. В. Бибихина); в статье «О сущности истины» (1930): «Но вопрос о том, что такое философия по определению здравого рассудка, оправдывающего себя в своей сфере, не касается сущности философии, которую можно определить только из соотнесенности с первоначальной истиной сущего как такового в целом» (пер. 3. Зайцевой); в «Тождестве и различии» (1957): «Если метафизика мыслит сущее как таковое в целом, т. е. усматривая высочайшее, всеобосновыва- ющее сущее, то она есть логика как теологика» (пер. А. Денежкина), и мн. др.
>30 L’étant comme tel en totalité. Этот перевод, более чем за полвека утвердившийся во французской хайдеггериане, остается абсолютно господствующим и после критики Ф. Федье.
>31 Весьма характерно, и может быть отдельным предметом исследования, что именно такой перевод представляется наиболее естественным практически всем переводчикам Хайдеггера на русский язык.
>32 Непримиримость между «тотальным» и «целым», причем именно в связи с тоталитаризмом гитлеровским, отмечено, в частности, в «Черных тетрадях» Хайдеггера, на момент написания статьи еще не опубликованных. «Характер „народа“, делающий его способным к несению „тотальности“ <…>, если он сознательно выдвинут как единственный, таит в себе опасность того, что сам народ в его отдельных лицах больше не способен терпеть достойность вопрошания самого себя и запутывается в своей „тотальности“ и так замыкается от „целого“ Бытия и тем самым делается ненадежным для решений, которые в этой области, возможно, некогда будут востребованы». «„Тотальность“ того, что на первом плане („народ“, „политика“, „раса“), и разрушение всякого единого-вместилища (Ein-raumung) и даже обоснования возможности решения в сущности истины и Бытия. То, что заранее не попадает в эту область, остается на первом плане, и чем безусловнее в амбициях, тем разрушительнее в своем результате именно потому, что видимость говорит о строительстве и обновлении» (Хайдеггер М. Размышления II–VI («Черные тетради» 1933–1938 годов) / Пер. А. Григорьева под ред. М. Маяцкого. М.: Издательство Института Гайдара, 2016.C.485,501).
>33 Totalité.
>34 L'humaine condition.
>35 Федье переводит: «Qui seulement fait de toute son âme ce qu'il doit faire, ne s'égare jamais», т. e. буквально: «Тот лишь, кто делает от всей души то, что должен делать, никогда не ошибется». В пер. Н. Беляевой: «Кто отдает делу всю душу, тот никогда не ошибется» (Гёльдерлин Ф. Гиперион. М.: Наука, 1988. С. 179).
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.
Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.