Мир-село и его обитатели - [12]
На небо здесь, правда, мало смотрят. Зефирово-розовый рассвет и золотой, потом медный, раскалённо-красный пятак заката в копилочную прорезь чёрно-зелёной земли тоже не в счёт. Но я родился и вырос под этим небом. Я и сейчас живу под ним.
Часть вторая
Была культура… Осыпающаяся киноплёнка прошлого, гроздья салюта и болотные огни будущего
В повести из мини-очерков или этюдов «Мир-село и его обитатели» из-за сжатости объёма мне как автору не хватило рефлексий и обобщений, и вот вскоре после её публикации2, у меня само собой сложилось некое продолжение или addendum3, посвящённое культурной жизни и, если угодно, цивилизации сельской местности, правда, в основном уже канувших в Лету.
Таким образом получилась вторая часть, более пространная, добавляющая объёмности видения первой, кое-какие истории подкинули и неугомонные персонажи…
Во вступлении к первой части я написал, что извините, мол, дорогие односельчане, вам вряд ли понравится. Там же было персональное посвящение моей матери, которое теперь пришлось снять. Честно сказать, в глубине души я всё же надеялся… Однако реакция моих родственников (или переданная через них) превзошла все мои ожидания. Чуть ли не опровержение собираются писать в районной газете! Не кострами инквизиции запахло, но особенной родоплеменной обструкцией и выдворением персоны нон-грата. Смешно, конечно, – если не в деревне жить, куда я волей обстоятельств год назад вернулся…
Но художник во мне не угомонился, я, что называется, сделал выводы и свою ошибку осознал (в первой части дана зарисовка с натуры преимущественно одного настоящего: как будто так плачевно всё всегда и было, и ничего другого никогда и не было – никакого пресловутого развития, ни культуры, ни цивилизации…) и вот теперь по мере сил исправляю…
Как ни странно, мне за свои писания уже приходилось сталкиваться с упрёками за… положительные отзывы о советских реалиях (как звучит! – как встарь, во времена тех же реалий), а также и в том, откуда я, дескать, всё это помню, коли родился в конце 1970-х. Помню отлично – многие детали с сновидческой прямо ясностью! Толстой утверждал, что помнил, как он родился… Я же в своих исследованиях-мемуарах поведу речь всего лишь о впечатлениях так называемого детсадовского и школьного возраста. Понимаю, что это всего лишь звучит иронично, равно как отдаю себе отчёт в переосмыслении материала и ценности его прежде всего для тех, кто приходится мне ровесником или декадой младше. Недавно посмотрел две серии фильма про А. Пугачёву и заметил там десятки несообразностей с точки зрения несоответствия эпохе – хотя в Москве я тогда не жил, да, кажется, и вообще о ту пору ещё и пешком под стол не ходил. Великий Лев хотел убежать из клетки… Не знаю, как там в столице, у не помнящих родства реквизиторов, для меня предметный – да и психологически-идеологический тоже – мир той эпохи (великой и географической, с какими-то открытиями, как ни крути) тянется, можно сказать, по сей день. Но: при всей чудовищности Советского Союза как государственной машины и его совка как культуры и цивилизации было в них кое-что из разряда с заботой о человеке (простом и маленьком, труженике, латрыге и обывателе), да и о тех же смышлёных-несмышлёных, помнящих-непомнящих детях…
Предвижу также, что штампом как раз из школьно-советской поэтики меня и припечатают: «ретроград» (а я-то уж про себя в настоящем на будущее мнил: «футуролог», а раньше именовали в прессе: «футурист»! ). Припечатают, как бы забывая очевидное (уже для вузовской программы!), что художественное творчество, связанное со стихией воображения и освоением нашим сознанием бытия вообще, цветёт не только сезонным (а то и вовсе парниковым) цветом настоящего, но имеет и подпочву таинственных «roots bloody roots» 4, а также антенноподобные вершки с уже зреющими, но пока не познанными плодами познания – как своего шеста-куста, листа и стебля и близлежащей растительности, так и свободного потока фотонов, энергии уже чисто космической и безотчётной.
Прошу прощенья за разъяснения банальностей поп-ботаники (тем паче, то уже научен истолкованиями вспять), замечу только, что «весёлая наука» и «мои университеты» у всех, конечно, разные, и мне тут как писателю, видно, и впрямь неимоверно повезло.
С чего начать? Да хоть с чего!..
Школа, где я учился, два года назад стала девятилеткой, даже хотят ещё понижать, и приписана теперь к другой школе в двух десятках вёрст; сельсовет и больница – тоже; остались только живописанные мной в повести богадельня (она и открыта была не так давно) да старый, пустопорожний нынче, клуб заместо снесённого нового. Есть ещё почта, а в ней широко продаётся кабачковая икра (невкусная), и здесь же, мне сказали, брезжит высокотехнологичностью и глобальностью Интернет… Оказалось, единственный порт, больше никому ничего подключить нельзя! Оказалось, за три года глобальной подключённости ни один любознательный недоросль не пришёл на почту посидеть или зависнуть! Престарелому первопроходцу критикуемой мной же глобал-цивилизации, мне хватило на проверку почты двух пятидесятирублёвых карточек, после чего волшебные карточки закончились (их было в наличии всего две!)…
Роман в очерках, по сути, настоящий нон-фикшн. В своей фирменной иронической манере автор повествует о буднях спальных районов: «свистопляске» гастарбайтеров за окном, «явлениях» дворовых алкашей, метро, рынках, супермаркетах, парках отдыха и т. п. Первая часть вышла в журнале «Нева» (№2, 2015), во второй части рассказывается о «трудах и днях» в Соборе Василия Блаженного, третья часть – о работе на крупной телекомпании.Впервые публикуется 2-я часть, полный текст 1-й части с предисловием автора.
Сборник необычных эротических новелл блестящего стилиста. «Ящерицы» – настоящий «эротический хоррор»; рассказ напечатан за рубежом, в журнале «Reflections» (Чикаго). «Велосипедная прогулка» – не публиковавшаяся ранее повесть; словно бы перешедшие из «Ящериц» сновидческая эрогротескная оптика, «но и не только». «Дневник WOWеристки» – не публиковавшийся ранее рассказ. «Новая сестра» – миниатюрный шедевр 1997 г., имеющий десяток публикаций. «Темь и грязь» – новелла с мрачноватым сельским антуражем.
Второй роман Алексея А. Шепелёва, лидера группы «Общество Зрелища», исповедующей искусство «дебилизма» и «радикального радикализма», автора нашумевшего в молодёжной неформальской среде трэш-романа «Echo» (шорт-лист премии «Дебют»-2002).«Maxximum Exxtremum» — «масимальный экстрим», совпадение противоположностей: любви и ненависти, высшего и низшего пилотажа экзистенциального бытия героев. Книга А. Шепелёва выделяется на фоне продукции издательства «Кислород», здесь нет привычного попсово-молодёжного понимания слова «экстрим».
1993-й год. Россия. Деревня. Разухабистые школьники захватывают школу… Им помогают не менее разухабистые фермеры… Германика отдыхает, да она пока что если и родилась, то под стол пешком ходит: текст и написан 16-летним автором-хроникёром в лихие 93—94-е годы!«В этой книге Шепелёв – первооткрыватель некоторых психологических состояний, которые до него в литературе, по-моему, ещё не описывали, либо описывали не настолько точно, либо не верили, что подобные состояния существуют». Сайт: chaskor.ru.
У Алексея А. Шепелёва репутация писателя-радикала, маргинала, автора шокирующих стихов и прозы. Отчасти она помогает автору – у него есть свой круг читателей и почитателей. Но в основном вредит: не открывая книг Шепелёва, многие отмахиваются: «Не люблю маргиналов». Смею утверждать, что репутация неверна. Он настоящий русский писатель той ветви, какую породил Гоголь, а продолжил Достоевский, Леонид Андреев, Булгаков, Мамлеев… Шепелёв этакий авангардист-реалист. Редкое, но очень ценное сочетание.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.