Мир растений: Рассказы о саксауле, селитрянке, баобабе, березах, кактусах, капусте, банксиях, молочаях и многих других широко известных и редких цветковых растениях - [21]
Академик тут же отметил, что сами кочаны на открытых местах выглядели не очень здоровыми. Уже в начале лета они становились бледно-желтыми и никогда не достигали таких крупных размеров, как в светлых сосняках. Они были мелкими, потому что сидели слишком густо. А сидели так густо из-за того, что не было шишек, которые отшвыривали бы молодых далеко в сторону.
Остается проследить судьбу отскочивших кочанчиков. Нередко они перевертываются и лежат на боку либо на «спине». Тем, что на боку, довольно скоро удается принять нормальное положение. Это достигается с помощью листьев. Прижатые к земле листья оказываются в условиях лучшего увлажнения, начинают расправляться, поворачивая кочанчик, до вертикального положения. Если же молодило упало на «спину», возвратиться в нормальное положение помогают корешки. Они углубляются в почву и затем подтягивают розетку к себе, пока она не «станет на ноги».
В семействе толстянковых, куда относится молодило, 35 родов и 1400 видов. В Австралии и Полинезии их совсем нет. В Южной Африке много. На Канарских островах изобилие. Особенно забавны деревья. Они невысоки, ветвисты. На концах побегов пучки толстых листьев. Стебли не очень устойчивы и могли бы согнуться под тяжестью мясистой кроны. Чтобы этого не случилось, от ветвей спускаются придаточные корни, которые опутывают деревца сверху донизу, придавая им совершенно фантастический вид.
Толстянковые захватывают все свободные места, где ничего не растет. По горячим сухим побережьям, на скалах, на стенах оврагов — всюду видны их пыльно-голубые от воскового налета, иногда с розовым отливом, розетки листьев. Видавшие виды ботаники останавливаются пораженные, когда видят такие розетки в полметра диаметром, пригвожденные к вертикальным стенкам оврагов.
Если подняться выше в горы, в область «лунного ландшафта», где уже нет ни лесов, ни даже трав, где черными потоками застыла недавно излившаяся лава, то и здесь повсюду голубеют розетки толстянковых. Главный среди них — эониум — растет прямо на лавовых потоках, хотя последнее извержение было всего 200 лет назад. Другие растения не селятся на лаве и через три тысячи лет!
Но особенное тяготение эониум проявляет даже не к лаве, а к черепичным крышам (тоже ведь бесплодный субстрат!). Возле старого драконового дерева на острове Тенерифе, которое всегда показывают туристам, есть старый дом, на крыше которого выстроились в ряд несколько полуметровых кустов эониума. Стоило бы показывать туристам и эти кусты. В наши дни, когда промышленность оставляет отработанные карьеры и изуродованную землю, не. мешает присмотреться к толстянковым: как удается им так отлично справляться с освоением бесплодных пространств. Наверняка в их биологии найдется немало поучительного.
Взять, к примеру, хотя бы наш обычный сорнячок скрипун пурпурный. Эту травку тоже зовут заячьей капустой за круглые, сочные, поскрипывающие листья и такие же сочные стебли. В земле у скрипуна клубни с запасом питания. Он неожиданно появляется на свалках мусора, на клеверищах, картофельных полях. Пахота, с помощью которой избавляются от многих сорняков, для скрипуна — благоденствие. Он не боится быть закопанным слишком глубоко. Клубни прорастают даже с глубины 11 сантиметров. Не боится разрыва корней: от этого ряды его множатся. Не страшно, если будет выброшен на поверхность поля. Ранней весной старые, высохшие стебли дают новые фиолетовые листья и новые корешки.
Ломающие камень
Их не найти на ярком, цветистом лугу или в пышной дубраве с жирным лесным черноземом. Только там, где обнажаются камни, где почти нет почвы, где растительный покров не сомкнут, там поселяются камнеломки. Два обстоятельства заставляют их выбрать такую неудобь. Во-первых, они, как росянки, плохо выносят соседство других растений, предпочитая жить одни, сами по себе. Во-вторых, любят сырость, влагу. А там, где камни, постоянно большая влажность.
В глубине Сибири, за Байкалом, камнеломки сплошь наводняют горы. Если пожар спалит лес дотла, а дожди смоют остатки почвы, для камнеломок раздолье. Кажется, что обнаженные камни уже никогда больше не покроются зеленью: ведь тысяча лет нужна, чтобы набрался вновь слой почвы в десять сантиметров толщиной. Но проходит совсем немного времени, лет пятнадцать, и среди камней появляются толстые, овальные и блестящие листья-лепешки. Листья самой большой из сибирских камнеломок — бадана толстолистного. Весной над розетками листьев неожиданно быстро поднимаются мясистые безлистные цветоносы и развертываются фонтаном крупных малиновых цветков. Год за годом пробивается через камни толстый лежачий стебель бадана. Сначала он растет вверх, но корни, которые образуются на стебле, заставляют его лечь и пришивают накрепко к камням. Верхушка снова растет вверх и снова ложится. Так день за днем, год за годом.
Сколько лет живет бадан, никто не знает. Пробовали измерить растение, находили стебли по пять метров длиной и по шесть. Если в среднем бадан растет по четыре сантиметра в год, значит, возраст таких стеблей 120–150 лет. Но, наверное, намного больше, потому что старый конец лежачего стебля постепенно отмирает и разрушается, и от него остается рассыпающаяся в руках труха.
