Мир приключений, 1978 - [13]

— Что здесь? Договаривайте.

— Какая нам польза от того, что японцы арестуют еще несколько тысяч красных в Китае или в Гонконге? Будь моя воля, я под занавес, не задумываясь, вооружил бы вьетнамских большевичков. Уж они бы поддали японцам жару!

— Простите, маркиз, но вы рассуждаете, как дитя. Можно подумать, что с тех пор, как бонна читала вам про Дантона и Робеспьера, прошел месяц-другой, а не тридцать лет. Я тоже был бы готов сражаться рядом с коммунистом-французом против нацистов. Но вы не знаете местных условий, мой друг. Я сменил на посту генерал-губернатора Жюля Бревье, провозгласившего демагогический лозунг «ежедневной чашки риса», и только тем и занимался, что выгребал авгиевы конюшни. Это мне выпала нелегкая участь сражаться с кошмаром, который достался нам в наследство от печальной памяти Народного фронта. Легальная компартия, профсоюзы, забастовки? Для Индокитая это было смерти подобно. Можете верить моему опыту. И я рад, что именно мне удалось раздавить многоголовую гидру.

— Мне трудно что-либо возразить вам, потому что вы действительно долго варились во всей этой кухне, а я всего лишь желторотый неофит. И если бы мы не готовились драпать отсюда, ваши слова, несомненно, произвели бы на меня большое впечатление. А так… Не все ли равно, кто тут останется после нас?

— Далеко не все равно. Я знаю Деку и отдаю себе отчет в том, что сегодня он здесь нужнее меня. Свобода от принципов дает большую свободу маневра. Уверен, что Деку тактикой мелких уступок и долгих проволочек удастся выиграть время и спасти Индокитай для Франции. С японцами можно хоть о чем-то договориться, а коммунисты… — Катру безнадежно махнул рукой. — Они готовы и сами погибнуть и погубить все… Внутри страны Франция не встретила бы никакой оппозиции, никакого сопротивления своему присутствию и протекторату, если бы не компартия. Она насчитывает в своих рядах приблизительно тридцать тысяч членов, людей непреклонных, опасных, слепо верящих в свою доктрину.

Лихорадочно замигав, потухли лампы. Умолк голос диктора в радиоприемнике. Зеленый глазок индикатора остывал в глухой тьме.

— Черт знает что такое. — Катру раздраженно позвонил в колокольчик.

— И часто так бывает? — откинувшись в кресле, спросил Фюмроль.

— Последнее время чуть ли не ежедневно. Наверняка саботаж! Я приказал полиции произвести расследование, но они что-то не торопятся. Тотальное размягчение мозгов. Но меня это уже не касается.

Неслышно ступая, вошел с зажженным канделябром Тхуан и унес недопитые чашки.

— Да, чуть не забыл! — спохватился Катру. — Могу я обратиться к вам с просьбой?

— Сделайте одолжение, мой генерал. Все, что в моих силах…

— Безусловно, в ваших. Возьмите Тхуана, маркиз. Он один из немногих, к кому я искренне привязался в этой стране. Хочется отдать его в хорошие руки. Вы не пожалеете.

— Мне остается лишь от души поблагодарить вас, — поддался уговорам Фюмроль.

— Это мне следует выразить благодарность.

— Скажите, мой генерал, сегодня электричество отключалось уже дважды? — сменил тему разговора Фюмроль.

— По-моему, нет. У меня весь вечер горел свет. А в чем дело?

— Мне показалось, что в «Метрополе» ток отключился несколько раньше. Возможно, просто перегорели предохранители… Как вы считаете, Америка вступит в войну?

— Рузвельт едва ли позволит нацистам доконать Англию. Но, с другой стороны, в конгрессе слишком сильны изоляционные тенденции. Как вы находите Жаламбе?

— Своеобразный человек, — осторожно заметил Фюмроль.

— Это прирожденный охотник на двуногую дичь. Плюс ко всему, у него начисто отсутствуют какие-либо принципы. Незаменимые качества для службы в колониях.

* * *

Приближался тет чунг тху — один из прекраснейших дней года, когда под яркой и совершенной в своей полноте луной пятнадцатой ночи люди встречают середину осени. Веселым карнавалом с затейливым фейерверком и пляской чудовищ в ярко раскрашенных масках из папье-маше празднуют на вьетнамской земле плодотворящее полнолуние. Неуловимый волнующий миг таинственного преображения природы, когда льдисто мерцает на листьях банана широкий след улитки и роса придает нефритовую полупрозрачность зеленым зернам риса.

В эту ночь детям дарят сладости и затейливые игрушки. На рынке и ремесленных улицах долго не затихает праздничное столпотворение. Дети сами вылавливают из аквариумов золотых рыбок, выбирают в Бумажном ряду пестрые фонарики и веера. А в Серебряном ряду в театре кайлыонг рокочут барабаны. Жизнь и смерть встречаются в осеннее полнолуние. Отмирает колос, и остается зерно. Уходят старики, и смеются дети.

В самый разгар карнавала из ворот главного губернского управления жандармерии, что находилось в Барабанном ряду, по соседству с «Обществом умственного и морального совершенствования», выехал крытый фургон. Завывая сиреной, он медленно продвигался сквозь оживленные толпы, заполнившие и тротуары, и мостовые. Монтер Нго Конг Дык бежал за фургоном до самого озера и отстал только тогда, когда, вырвавшись на простор, шофер в полицейской форме дал полный газ.

Когда жандармы оцепили помещение «Сентраль Электрик», Дык находился на электростанции. И это спасло его. Узнав о начавшихся арестах, он, а с ним еще трое товарищей, без промедления выбежали на улицу и разошлись в разные стороны.