Мир приключений, 1925 № 03 - [8]
Двум надзирателям удалось, наконец, схватить Попугая, у которого противник его, свалившийся замертво, едва не откусил зубами нос. Попугая отвезли в Сен-Лорен на Марони, и там он заболел.
Несколько месяцев спустя спина сто покрылась характерными пятнами, и глаза распухли. Врач не решался сообщить ему, что он заболел проказой, но Попугай сказал ему:
— У меня проказа, я знаю, но я сделал это нарочно. Я хотел бы скрыть мои язвы и заразить проказой всю каторгу. Какое это было бы облегчение для вас!
— Это был настоящий дьявол! Такой истории не выдумаешь. Долгие месяцы вся каторга боялась заразиться проказой. Затем о Попугае забыли.
Его перевезли на Карантинный остров. При отъезде из Сен-Лорена он кричал:
— Говорил я вам, что не останусь v вас, ослы вы этакие!
От людей, заслуживающих доверия, и от мясника, снабжающего провизией несчастных обреченных, я узнал, что Попугай по-прежнему остался таким же неукротимым и гордился своим безобразием. Вид его был ужасен, так как у него был особый род проказы, называемой «львиной головой». Вся кожа на лице, вместе с бородой и усами, растягивается и превращается в пузыри, наполненные гноем и кровью. Зрелище кошмарное! Глаза выходят из орбит и слезятся. Вольной слепнет и испытывает страшные мучения. Стричь волосы опасно для парикмахера, и они превращаются в гриву. И у больного, действительно, получается как бы львиная голова, каррикатурная и искаженная.
Попугай впал в бессознательное состояние, и конец его был ужасен. Его принуждены были запереть в конуру. Товарищи по несчастью бросали ему пищу, как собаке. Съедаемый проказой, Попугай в течение трех дней кричал, умоляя о смерти. Однажды утром его нашли мертвым: он задохся, уткнувшись лицом в песок!
Бывший священник замолчал. Он с трудом переводил дыхание… Ночь, была великолепная; против нас, на другом берегу, Альбина готовилась ко сну… Огни на Карантинном острове казались едва мерцающими лампадами… Каторжник тихо прошептал:
— Ах, что за судьба!.. Там, против меня — прокаженные, ад… здесь— позор, горе, забвение… Наверху — это чудное небо… Небо…
Послышался ружейный выстрел.
— Не волнуйтесь, это, вероятно, охотятся за каким-нибудь беглецом… — прибавил он спокойно.
КОЛОКОЛЬНЫЙ СИГНАЛ ДЛЯ АКУЛ
Я бежал, преследуемый роем больно жалящих мух (ужасные тропические осы) и, перейдя через грязный ручей, где трепыхались огромные черные крабы, укрылся, здравый и невредимый, в бывшем каторжном лагере Куру, расформированном по капризу ретивого медицинского инспектора.
Куру находится в двадцати двух километрах от Кайенны, при устье реки, против островов Спасения. У меня назначено было гам свидание с моими товарищами по путешествию.
После такой быстрой ходьбы удушливое утро казалось мне еще более тяжким.
Администрация оставила в лагере пять или шесть военных смотрителей и человек тридцать старых каторжников, занятых перевозкой в Сен-Лорен на Марони годного еще инвентаря. Напрасный труд! Без всякого основания разрушали то, что было создано пятнадцатилетней работой. Так обстоят дела во французской Гвиане, где девственный лес мало по малу властно отвоевывает у человека то, что создано его гением.
Отдохнув и освежившись чудесным замороженным пуншем, я пошел бродить один по пустынному лагерю.
В самом конце лагеря на скале, возвышающейся над морем, я встретил человека, высохшего в колониальном климате, с темно-красным, истасканным лицом, с потухшими глазами. Он приподнял свою широкую соломенную шляпу. И, хотя это не полагалось, я протянул ему папиросы, он быстро схватил их и спрятал в шляпу… Я облокотился на нечто вроде парапета и осмотрелся. Подо мною небольшой пляж был усеян обломками и всевозможными предметами: консервными коробками, кусками дерева, кирпичами, сломанными зонтами и бочками с вышибленным дном.
Морские волны набегали и убегали. Вдруг нахлынула высокая волна и выбросила трех огромных акул; как собаки, набросились они на валявшиеся на земле предметы, затем нырнули в воду, и волна унесла их обратно. Акулы не нашли себе пищи.
Тогда каторжник, запинаясь, обратился ко мне:
— Стража здесь не нужна! Куда нам бежать? Вглубь страны? Негры охотятся за нами и выдают нас, чтобы получить премию. Бежать морем?.. Там нас стерегут акулы!..
— Давно вы здесь?
— Двадцать пять лет!..
— Вам не уменьшили срок наказания?
— Нет! У меня было несколько столкновений со стражей, а затем я пытался убежать с компанией приятелей. Пришлось вернуться в лагерь, замучили голод и лихорадка… Все это мне зачли… Но теперь бояться нечего. Я уже инвалид! Мне пятьдесят восемь лет, и я жду только билета для последней поездки.
Над нашими головами ослепительное небо. Вокруг нас тень огромного бавольника (тропическое дерево), ветви которого раскинулись, подобно громадному зонту. Несмотря на черные очки, мне слепило глаза, но я не мог оторваться от чудного зрелища темно-синего океана и островов Спасения — они казались совсем близко и покрытые высокой зеленой листвой кокосовых пальм, склонявшихся под ветром, походили на прекрасные сады. Каторжник следил за моими взглядами 1 понимал мое восхищенное молчание.
