Мир приключений, 1924 № 02 - [29]

Если бы история Франции не знала того узла трагических событий, который известен под именем восстания Коммуны, жизненный путь Жервезы, вероятно, остался бы однообразным и ровным от колыбели до могилы. Ее выдали бы замуж, скорее всего за какого-нибудь чиновника, младшего сослуживца отца. Она занималась бы хозяйством, входила в интересы мужа и одевалась бы скромно, но с настоящим парижским вкусом. В ее жизни были бы легкие увлечения, однако, ни одно из них не возвысилось бы до степени драмы. Молодой Мопасан, тоже служивший в морском министерстве, мог заметить ее мимоходом и впоследствии рассказать в краткой новелле какой-нибудь гривуазно-комический или печальный казус, с нею случившийся.

Но ей едва успели исполниться семнадцать лет, когда отца посадили в подвалы Венсенского замка. Она с матерью остались без всяких средств. Пришлось поступить в мастерскую и трудиться с утра до ночи. Среди новых подруг она узнала, а отчасти и испытала много такого, о чем и не подозревают молоденькие девушки ее круга.

Теперь никто не спрашивал у нее отчета в ее поведении и не преподавал ей ригористических правил буржуазной морали. Не до того было. В течение двух лет шляпная мастерская служила для нее школою жизни.

Она была легкомысленна и влюбчива, отважна и великодушна. На парижской улице она чувствовала себя, как птица в родном лесу. Конечно, ей пришлось встретиться со многими соблазнами. Она отвечала смехом, без тени лицемерного негодования, и не упускала случая повеселиться; но последнего безвозвратного шага все-таки не сделала. Тем временем отца ее отправили в ссылку с одним из первых эшелонов. Мать последовала за ним. Немного поколебавшись, Жервеза решила сделать то же самое. И вот теперь ее башмачки, так легко и проворно ступавшие по асфальту бульваров, вязли в песках Новой Каледонии.

Само собою разумеется, что подобная девушка должна была влюбиться в Рошфора с первого взгляда. Как могло быть иначе? Он сам был бы весьма удивлен, если бы этого не случилось.

В описываемую эпоху Рошфору шел сорок четвертый год. В нем сразу чувствовался светский человек и большой барин. Он обладал безупречными манерами, с легким оттенком блестящей, талантливой дерзости, неизменно отличавшей все его писания и каждое слово, им произнесенное. Его разговор был увлекательно интересен. Заключенные коммунары боготворили его, а чины администрации относились к нему весьма почтительно, т. к. было известно, что все подробности его пребывания на полуострове Дюко заботливо отмечаются во французских и иностранных газетах. Вдобавок он был графом, хотя и отказывался носить этот титул. Всего этого было совершенно достаточно, чтобы вскружить голову Жервезе.

Она не старалась скрывать своих чувств. Каждое воскресенье она тащила отца с матерью в гости к постояльцам уединенной хижины. За обедом кончик ее ботинка касался парусиновых туфель Рошфора. Когда, при наступлении вечера, все общество направлялось осматривать гроты, созданные в обрыве берега последовательным опусканием и поднятием моря, она всегда опиралась на руку писателя. Заметив одного из тех огромных крабов, которыми кишат тамошние воды, она кокетливо взвизгивала и льнула к своему кавалеру, словно ожидая его защиты.

Однажды, при зное в пятьдесят пять градусов, она бегом пробежала по солнцу четверть мили только для того, чтобы увидеть Рошфора в течение двух минут с глазу на глаз. Воспользовавшись этою встречею, она назначила ему свидание на тот же самый вечер. При наступлении темноты они должны были встретиться у входа в долину. Тут, под снисходительными лучами Южного Креста, они могли обменяться клятвами, а может быть и кое-чем получше.

Жервеза исправно явилась на условленное место. Но Рошфор не пришел. В последнюю минуту им овладели сомнения. Она прождала до полуночи и вернулась в родительскую хижину, глубоко огорченная и обиженная.

Граф Анри был очень избалован женщинами. В Париже его любили элегантные светские дамы и известные актрисы. Жервеза ему нравилась. Но, конечно, сердце его оставалось совершенно спокойным. Изнемогая от скуки, он позволил себе увлечься этим флиртом и. вероятно, не вздумал бы остановиться на полдороге, если бы чрезвычайные обстоятельства не сообщили совсем нового направления его мыслям.

Новая Каледония ему окончательно опротивела, хотя он заканчивал здесь всего третий месяц. Во Франции у него остались дети, которых он нежно любил.

Его энергический, нервный и страстный темперамент томился от бездействия. А впереди лежали целые годы, унылые и однообразные. Он слишком хорошо знал политические кулисы, чтобы, подобно своим товарищам, ожидать скорого помилования.

Раз в неделю, по средам, перед закатом солнца, с островка Ля Ну, где помещались каторжные тюрьмы, долетал протяжный, плачущий вой, далеко разносившийся над гладкой морской поверхностью. То кричали провинившиеся арестанты-каторжане, которых секли воловьими жилами. Рошфор скрежетал от бешенства, слушая эти вопли. Жажда мщения душила его. Здесь, в ссылке, он чувствовал свое бессилие. Но на свободе, пусть заграницей, в Англии или в Швейцарии, с пером в руках, он вновь становился страшен.