Мир приключений, 1924 № 02 - [28]

БЕГСТВО АНРИ РОШФОРА

Исторический рассказ П. К. Губера

Рис. для «Мира Приключений» худ. Michau

Знаменитый журналист Анри Рошфор[7]) не принимал участия в правительстве Парижской Коммуны. Но его статьи поддерживали дух сопротивления среди осажденных. Не совсем правильно ему ставилось в вину разрушение дома, принадлежавшего Тьеру. Кроме того, среди новых хозяев положения у него было множество личных врагов. Г1о всем этим причинам версальский военный суд приговорил его к вечной ссылке «с содержанием в укрепленной ограде» — как было сказано в приговоре.

Пока старый Тьер оставался президентом, Рошфора щадили, и он отбывал заключение в различных крепостях на западном побережьи Франции. Но тотчас после избрания Мак-Магона, обновленное министерство, отныне вполне реакционное и монархическое, поспешило услать опасного писателя в Новую Каледонию.

Ровно четыре месяца понадобилось парусному фрегату «Виргиния», чтобы проделать путь от Шербурга до Нумеа. Рошфор, не переносивший качки, ужасно страдал. Судьба и характер узника вызывали общее сочувствие. Корабельное начальство допускало разные поблажки в его пользу. Обед ему носили из офицерской столовой. Его каторга, т. е. деревянная клетка, расположенная в боковой батарее корабля и заменявшая каюту, была занята им одним — послабление немаловажное, если вспомнить, что тут же рядом другая каторга одинаковых размеров вмещала двадцать две осужденных женщины, в том числе известную Луизу Мишель.

Капитан Лонэ, командир «Виргинии», ежедневно навещал своего подневольного пассажира и подолгу с ним беседовал. От этого бравого, хотя несколько простоватого моряка, Рошфор получил для просмотра подробную карту Новой Каледонии и на этой карте впервые заметил маленький, без-имянный островок, вернее — просто коралловый риф, расположенный ввиду берега, прямо против полуострова Дюко, предназначенного для ссыльных.

10 декабря 1873 г. «Виргиния» бросила якорь в гавани Нумеа. После разных формальностей арестантов ссадили на сушу, где им предстояло провести остаток дней «в укрепленной ограде».

То была особая форма наказания, специально изобретенная для некоторых категорий политических преступников, нечто среднее между простой ссылкой и каторжными работами.

Заключенные были вполне свободны в пределах полуострова, жили в хижинах, которые сами себе строили из глины и тростника, могли получать из дому деньги и покупать что угодно, в кантине или у торговцев, приезжавших из Нумеа. Некоторым счастливцам дано было позволение ходить в этот городок для заработков; другие разводили огороды, силясь извлечь хоть что нибудь на тощей, неблагодарной почвы; третьи занимались рыбной ловлей, разумеется, с берега, т. к. держать лодки было строжайше запрещено.

Полустров имел около двух с половиной лье в окружности. С трех сторон шумело море; с четвертой вздымалась колючая ограда, снабженная воротами и охранявшаяся воинским караулом. Лихорадка, жара и москиты — таковы были три бича, от которых особенно страдали обитатели этого уголка земли, затерянного в океане.

Они жили изо-дня-в-день, постоянно ожидая амнистии и постоянно обманываясь. Иные предавались химерическим мечтам о побеге. Один несчастный помешался на том, что вздумал строить воздушный шар из кирпичей.

Картины тропической природы, звезды южного неба, сверкавшие в два и три раза ярче наших северных звезд, фосфорическое свечение моря, волшебно-прекрасные закаты, ловля невиданных рыб и ярких, как цветы, амфибий, — все это на первых порах помогало забыть даже несносных москитов. На одиночество жаловаться не приходилось. Рошфор устроился со своими друзьями — Паскалем Груссе и Оливье Пэном в просторной хижине, посреди пустынной, песчаной долины за грядою холмов. Когда им становилось скучно втроем, они шли в поселок, где ютилось большинство изгнанников. Здесь у них был обширный круг приятелей и знакомых[8]).

Их любимым развлечением было купанье в океане. Вскоре все трое стали отличными пловцами. Рошфор настойчиво советовал не оставлять этого упражнения, которое могло в один прекрасный день сослужить свою службу.

Из числа ссыльных, проживавших в поселке, Рошфор особенно близко сошелся с четою Вадье. Отец Вадье казался необычайно забавен. Только ядовитой насмешкой судьбы можно было объяснить, что человек подобного склада попал на знойный тихоокеанский остров в качестве мятежника и зажигателя гражданской войны.

Трудно было найти более благонадежного обывателя. Мелкий чиновник морского министерства, педантически аккуратный и как огня боявшийся всякой оппозиции начальству, он очутился на службе у Коммуны только потому, что коммунары завладели Парижем. Резкие перемены режима, столь частые в прошлом, приучили Жозефа Вадье исполнять приказания любой власти, не справляясь о цвете знамени.

Хотя у Коммуны не было флота, но морское министерство сохранилось, как некая фикция. Под версальскими ядрами Вадье продолжал нести обязанности, доверенные ему еще при Луи Филиппе. За это преступленье военный суд отправил его к антиподам.

Ни тюрьма, ни ссылка нисколько не изменили Жозефа Вадье и не поколебали его взглядов. По-прежнему это был чопорнейший из смертных, друг «порядка, иерархии и дисциплины», заклятый враг всякого «своеволия и свободомыслия». Он чрезвычайно дорожил своим знакомством с Рошфором. В его глазах этот последний все еще оставался бывшим депутатом, членом правительства Национальной Обороны, почти министром, не чета прочим коммунарам-оборванцам. Что до Рошфора, то он любил подтрунить над стариком. Однако, существовала еще одна причина, заставлявшая его поддерживать эту столь внезапно завязавшуюся дружбу: Вадье был женат и жил в поселке вместе с женой. А его дочь Жервеза, служившая модисткой в лучшем магазине дамских шляп в Нумеа, навещала родителей аккуратно каждую неделю.