Мир открывается настежь - [75]

— Вагонов на станции уже нет. Вот расписка на пятьдесят ост-марок, деньги можете передать весовщику.

— Пятьдесят ост-марок за полтора десятка вагонов? — Я изумился. — Такой пустяк!

— В нашем литовском краю каждый зарабатывает как может, — вздохнул он. — Рабочие берут, так сказать, приличные взятки.

И повсюду, на какую бы станцию я ни приезжал, приходилось так же подмазывать колеса. Наш полпред, когда все мы возвратились в посольство, в интересах дела разрешил бухгалтерии оплачивать расходы по распискам — иного выхода не было.

4

С утра Первого мая во дворе полпредства шелестели яблони, бросая к подножиям своим лоскутья солнца. Лайсвис-аллея обратилась в сплошную зеленую полосу, уходящую в долину Мицкевича. Долина, названная именем великого поэта его земляками, до самого волнистого горизонта оделась мягкой молодой травой; вековые дубы, липы, кустарники, озолоченные солнцем, казались плывущими в прозрачном воздухе.

С рассвета сотни ковенцев поспешили на природу — в свою долину, и мимо нашего полпредства пестро продвигался оживленный многоголосый шум. Еще накануне я постарался украсить особняк так, чтобы каждому литовцу понятно было, что сегодня не просто воскресный день, а международный праздник всех трудящихся. Мы понавесили множество флажков, над крышей развернули большой шелковый флаг, и алые отсветы его затрепетали по деревьям, по мостовой.

Многие сотрудники тоже отправились в долину и возвратились только к торжественному обеду. Потом все занялись своими развлечениями; а мы, несколько человек, разместились на веранде, выходящей во двор, и ждали чай, который пообещала нам жена полпреда Софья Ильинична.

Полпред у нас был новый, Семен Иванович Аралов. Уже при нем мы заканчивали «вояж Коробочкина», как окрестил Антонов ловкий ход торгового представителя. Мостовенко отозвали на другую ответственную работу, и мы забеспокоились. Каким полпредом окажется товарищ Аралов, согласится ли он с теми порядками, что установил Мостовенко?

Правда, я Семена Ивановича немножко знал. Он был начальником Разведывательного управления Реввоенсовета Республики, когда я работал военкомом Брянского фронта, и мне доводилось несколько раз обращаться к нему по службе. Поэтому я, не кривя душой, надеялся: нового полпреда удастся убедить в том, что мне разумнее быть в Питере. Ведь с обязанностями хозяйственника, насколько я убедился, может справиться любой. А сколько бы я за это время сделал полезного в цехе, скольких людей обучил бы мастерству!

Аралов приехал вместе с женой и двумя сыновьями, Севой и Славой, безо всяких усилий завоевал общее уважение и дружбу. Софья Ильинична, общительная, с мягким, ровным характером, умела создавать у себя дома добросердечную обстановку; и мы всегда охотно у Араловых бывали.

И сегодня мы негромко переговаривались на веранде, ожидая, когда Софья Ильинична приготовит свой отменный чай, слушали отдаленные всплески улицы, по которой возвращались с прогулки ковенцы, представляли, как прошел праздник в Москве.

Но вот появился секретарь торгпредства Антонов. Он вошел очень быстро, губы его были скорбно опущены, глаза улыбались..

— Семен Иванович, п-позвольте рассказать о только что происшедшем со м-мною случае.

— Потерпите немного, — Аралов кивнул на свободное кресло. — Сейчас будет чай, тогда и послушаем.

— Анекдот как раз к чаю.

Софья Ильинична накрыла на стол, все поудобнее разместились с чашками, и Антонов начал:

— Сейчас возвращаюсь домой из долины Мицкевича в таком отличном настроении, что чуть ли, не сочиняю стихи. Недалеко от посольства догоняют меня три русских офицера из полка «Железный волк». Как обычно, весьма на взводе. Одному из них я очень понравился, и он вежливо спросил: «На кой черт большевики повесили на чужом здании свою грязную тряпку?» Я тоже постарался быть вежливым: «Очевидно для того, чтобы кое-что напомнить всякой с-сволочи».

Офицер в знак благодарности выхватывает из кобуры револьвер, но спутники его удерживают. Ну, разумеется, вокруг уже толпа, полиция, уже рассказывают друг другу, что русские убили русских. «Почему вы назвали офицера сволочью?» — допрашивает меня полицейский. «Позвольте, — удивляюсь я, — я только на достойный вопрос дал достойный ответ. А если этот г-господин офицер сам причисляет себя к такой категории людей, то это уже его личное дело. Он себя лучше знает».

Многие в толпе меня поддержали. Полицейские, чтобы успокоить разгневанных г-господ, записали мои координаты, и я попал к вам как раз вовремя.

Аралов посмеялся, но все-таки заметил:

— А вдруг бы пальнул. Они же от ненависти к нам рассудок теряют. Нам надо уклоняться от всяческих столкновений.

Однако и ему приходилось неоднократно испытывать свое терпение. Разговор наш естественно перешел на белоэмигрантские газеты, особенно на «Эхо», которое в упражнениях по лжи и клевете на Советскую Россию творило чудеса. Однажды газета известила своих читателей, что многострадальный и многотерпеливый русский народ не выдержал невыносимого режима Чека, восстал и ведет борьбу. Борьба эта столь успешна, что недалек час, когда верные сыны отечества, вынужденные покинуть его, возвратятся на родину, к своим близким, под родимый кров.