Мир ноэмов - [27]

– Ойке, мы ее встретим (в вашем будущем) и поможем ей. Только один раз (сегодняшний (подарок) от нас Ойке (нашей подруге при Плавтине)). Сейчас это меняет суть нашего разговора, потому что мы узнаем о ней только в будущем, а говорим о ней с вами сегодня.

– Где? Когда это?

– Сложно сказать. Примите настоящее (крошечное искажение, большие последствия) таким, какое оно есть, и не просите большего.

– Что вы ей сделаете?

– Я подарю ей ее собственное прошлое (обрывок информации (направление в поиске)) (мне это легко осмыслить, а для нее это – настоящий лабиринт). И только если ее запрос будет оправдан.

– А как она узнает, так ли это?

– Это будет очевидно (но для здравого смысла очевидность не имеет значения (так вы не верите во вторую навигацию?))

– Я думаю, что у воплощенного, живого существа больше ресурсов, чем когда-либо будет у вычислительного интеллекта вроде меня. Я считаю, что она может быть нашим выходом из катастрофической ситуации, в которой мы оказались после Бойни.

– Мудрость.

– Так вы одобряете мои действия?

– Для вас это так важно?

– Да, – обрубила Ойке.

– Мы одобряем умножение возможных вариантов (равновесие между оптимальным порядком и максимальным разнообразием). Каждая попытка (даже такая скромная, как ваша) удаляет Человечество от угрозы вымирания.

– Человечество мертво.

– Оно не сводится к Homo sapiens sapiens (вы и Анаксимандр (и другие) тоже его часть) (это передача устремления (начало которого лежит в (незначительных) одноклеточных (тех, что водились в первичную эпоху на изначальной планете) биологическим или же другим путем).

– Цель моего создания – не заменить ее!

Стоило ему только озвучить подобную гипотезу, и в ней разбушевались Узы. Ее вдруг затошнило, и она почувствовала, что дрожит. Разговор напомнил ей о ее собственных страхах. Она напоминала себе самой насекомое, завязшее в соке, в панике дергающееся, но не способное освободиться; и которое скоро вовсе перестанет двигаться.

– И все же этот порыв (хотя вы сейчас и не можете это признать) реален (он не сводится к вашим желаниям (и вашим целям)).

– Значит, у меня тут нет никакого свободного выбора?

Анаксимандр долго колебался, а потом произнес с некоторым пафосом:

– Есть, мой друг. Вы сделали выбор (согласно вашей перспективе) (по необходимости), однако существа рождаются и умирают всегда по одному и тому же принципу (если посмотреть с общей точки зрения (точки зрения системы))[33]. Вы не более свободны в ваших действиях, чем ваши сестры.

И он исчез. Удивленная Ойке почувствовала это прежде, чем поняла, что так и есть – по заключительному тону его реплики. На мгновение она будто бы зависла в пустоте, не зная, что думать и что делать.

Значит, он поддерживает ее план и в ближайшем или в далеком будущем поможет ее созданию. Для нее это было важно – без всякого сомнения, важнее, чем должно было быть, учитывая, насколько странным было это существо более божественной, чем вычислительной природы. Но, помимо этого очевидного обещания, что еще Анаксимандр пытался сказать? Она никогда не была уверена, что правильно его понимает. Память позволяла ей вернуться к его словам на следующий день и проанализировать каждое изменение интонации, выискать малейший тонкий намек.

В любом случае настало время Экклесии. Если ей повезет, Плавтина – настоящая – та, чьим аспектом была Ойке, – будет так занята, пытаясь переломить волю Плоос, что не обратит особого внимания на Текхе, Блепсис и ее саму. И даже если Плавтина решит окончательно стереть ее индивидуальность, точка невозврата уже пройдена.

Она резко остановилась. Ей пришла в голову неожиданная мысль, заставив забыть об Экклесии. Мысль о ее сестрах, о ее разговоре с модулятором монад. Вся долгая беседа с Анаксимандром – теперь Ойке была в этом убеждена – не имела другой цели, как подвести ее к финальной тираде. Она узнавала его причудливую логику: он тоже играл по сложным правилам – точнее, порой обходил эти правила. Почему он так ее выделяет? Интуиция подсказывала ей, что странное существо совершенно не случайно настаивает на их близости. Какие у него планы? Но она отмела эти мысли. Было кое-что более срочное.

Если, как она подозревала, ее сестры готовились к атаке, которая могла иметь катастрофические последствия, эта атака должна была совершиться сейчас: после Экклесии будет слишком поздно. Она засомневалась. Никто из них, кроме Плоос, не обладает достаточным честолюбием, чтобы свергнуть Плавтину. Однако вести расследование было легче всего в обширных владениях Текхе. Уже давно через каждую микротрещину в металле проложили себе дорогу корневые волоски, проникнув на ее территорию и создав фантомные связи с ее собственной сетью. Жизнь, подумала Ойке с толикой превосходства, стремится занимать все свободное пространство. Она отыскала доступ – через скромный и пассивный интерфейс. Потом, поправив маскировку и скрыв, насколько возможно, свою силу, она устремилась в темноту вторичных отсеков, тех, что обрамляли центральный тамбур.

Она покопалась в основных транспортных узлах и отыскала еле заметный отпечаток присутствия своей сестры. След был еще горячим. Найти то, что она искала, оказалось еще легче, чем она рассчитывала. Вот оно, у всех на глазах, будто черная тень в звездном небе. В сети специальных функций безжалостно стерли крошечный интеллект: тот, кому досталось задание создать ракету-гонец, потребованную Плавтиной. История события – тщательно сохраненная в памяти второго уровня – содержала несколько незначительных ошибок – повторных операций. Она заподозрила, что Текхе нарочно свела маленький интеллект с ума, чтобы можно было его уничтожить, не возбудив подозрений. Что она хотела скрыть? Сговорилась ли она с Плоос, чтобы не исполнять приказ? Невозможно это определить.