Мир мог быть другим - [6]

Объявленное в апреле 1917-го вступление США в мировую войну было связано и с революцией в России. Общественное мнение, с которым Вильсон пока еще считался, понимало войну как генеральное сражение между современными демократиями и старыми монархическими режимами. Такому пониманию мешал неуклюжий союз между демократическими государствами Западной Европы и царской Россией. Написанный в 1925-м роман Буллита «Это не сделано» сохранил память о спорах 1916 года. Главный герой, журналист филадельфийской газеты спорит с сестрой:

– Вильсон выпустил очередную ноту и я собираюсь написать о ней для утреннего выпуска…

– Что он там сказал?

– Ну она начинается примерно так: «Слова, слова, слова». Мы уже этим объелись.

– Может, этого и правда достаточно? – Элеонора рассмеялась. – Ты же не хочешь, чтоб мы на самом деле ввязались в эту войну?

– Я очень хочу. Слушай, если мы не вступим в войну, союзники проиграют. Потом настанет наша очередь.

– Чепуха!

– Нет, правда. Это наша борьба. Они сражаются за наши представления о цивилизации.

– Особенно этот истовый республиканец, царь [11].

В романе сын главного героя еще до объявления Америкой войны сражается в британских войсках, что отчасти объясняет настроения отца. Но скоро после этого разговора сына убьют под Амьеном, а в далекой России случится Февральская революция. После нее даже консервативно настроенный госсекретарь Роберт Лансинг полагал, что Россия стала «подходящим партнером» и США могут теперь присоединиться к «содружеству демократических наций» [12]. Поддерживая Временное правительство России, в августе 1917-го Вильсон призвал к революции в Германии, которую он представлял по образцу российского Февраля. Когда же в России случилась большевистская революция, администрация Вильсона увидела в ней, наоборот, стратегический успех противника, добивавшегося сепаратного мира с Россией. Поэтому Вильсон продолжал признавать свергнутое правительство Керенского и отказался от отношений с новым режимом.

Выйдя из войны в ноябре 1917-го, большевики обнародовали секретные соглашения, согласно которым Россия после победы получила бы Константинополь, и другие члены коалиции тоже делили бы наследство трех проигравших империй. Вильсон долгое время предпочитал игнорировать эти соглашения, будто их и не было. Со своей стороны, консервативные сторонники Антанты опубликовали документы, свидетельствовавшие о том, что большевики сделали революцию на немецкие деньги. Буллит не верил этим документам, а следовавший за ним Кеннан подробно аргументировал, как они были сфабрикованы. Но Вильсон, кажется, верил им, и им верили его партнеры по Парижским переговорам; выгодный Германии Брестский мир показал им справедливость этих подозрений. Поэтому большевиков рассматривали как агентов и союзников германского правительства. Их не пригласили на переговоры в Париж, решавшие судьбы Европы и России.

Позднее, когда Буллит работал вместе с Фрейдом над биографией Вильсона, он утверждал, что империалистические цели британцев (устранение Германии из экономической конкуренции, уничтожение ее военного флота, аннексия германских колоний), а также военные цели Франции (возврат Эльзаса) и России (захват Константинополя) не соответствовали интересам Соединенных Штатов. Пока сыновья Фрейда участвовали в войне, сражаясь за Австро-Венгрию, Буллит писал сочувственные репортажи о социалистических реформах в военной Германии. Теперь Фрейд и Буллит соглашались между собой, обвиняя Вильсона в несправедливом исходе Парижских переговоров, подготовившем почву для прихода реваншистов к власти в Германии. Более того, они осуждали и само вступление Америки в Первую мировую войну, объясняя его личными фантазиями Вильсона [13]. Обсуждая свою книгу после прихода нацистов к власти и возлагая ответственность за это на Версальский мир, они теперь сожалели о поражении Германии в Первой мировой войне. Если бы Америка не вступила в ту войну, всем державам Антанты пришлось бы подписать что-то вроде своего Брестского мира.

Глава 2 Полковник Хаус

В феврале 1917 года Буллит взял интервью, определившее его карьеру. На нескольких страницах «Philadelphia Ledger» Буллит подробно рассказывал об эволюции международных проектов Эдварда Хауса, ближайшего советника президента Вильсона и стратега американской администрации предвоенных лет. Обычно его называли «полковник Хаус», хотя военного опыта он не имел, а был выпускником Корнелла, владельцем хлопковых плантаций в Техасе и еще писателем, выпустившим в 1912 году фантастический роман «Филипп Дрю, администратор».

Призрак, который бродит по либеральной Европе, писал Буллит в своей статье со слов Хауса, – это страх, что война окончится союзом между Германией, Японией и Россией. Этот призрак нового тройственного союза является не просто кошмарной фантазией; по словам Хауса, которые он разрешил теперь предать гласности, то был предмет непрерывного обсуждения во всех европейских Министерствах иностранных дел. Союзники удерживали революционную Россию в войне, обещая ей Константинополь; а если, спрашивал Буллит, взять и потом отдать Константинополь у них не получится? Тогда послевоенный союз России и Германии станет неизбежен, рассуждал Хаус, предсказывая Брестский мир. К этой «лиге недовольных» присоединится Япония, говорил он, предсказывая Пирл-Харбор. Новый союз будет направлен против Великобритании, Франции и США, и это противостояние определит ход столетия, которое, как считал Буллит, станет самым кровавым в истории человечества.