Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2 - [98]

жжения, которым наградили его солнца. Вся голова горела, словно было опалено пламенем, что

было не так уж далеко от истины — на песке можно было спокойно вскипятить воду — было бы в

163

16

чем и была бы вода. Оглянувшись, хирдманн обнаружил свою спутницу, лежащую навзничь. Ее

лицо уже побагровело. Сгреб девушку за плечи и потащил волоком— поднять сил не было — к

таким близким деревьям, в спасительную тень. Едва ступив под полог чахлых кустов, что росли на

границе песков и оазиса, вновь потерял сознание... Очнулся, когда светила уже миновали полдень и

начали клониться к горизонту. Подполз к Янине, прислушался, вроде дышит. Пусть редко, с

хрипами, но все же жива. Оставить ее одну побоялся. Вскинул, пошатываясь, ее на плечо, которое

стало таким костистым, потеряв в пути мускулы. Побрел к центру оазиса, где должна быть хижина

той ведьмы-самоучки. И хижина оказалась на месте. Воспрянув духом, хирдманн осторожно

уложил возле в тени свою спутницу. Оглядевшись, заметил тот самый родник, который стал

неухоженным, но все же исправно исторгающий из глубин прохладную влагу. Песком почти

полностью занесло водоем, в который раньше собиралась вода. Застонав от счастья, хирдманн

припал растрескавшимися губами к воде. Пил долго, горло мучительно болело от холодной воды,

но он не отрывался, пока не замутило. Пришлось ждать, пока прекратится круговерть в голове.

Намочил тряпку, оторванную от подола истрепанной рубахи, и поднес к лицу ведьмы. Первые

капли, упавшие ей на лицо, никакого действия не возымели. Хирдманн осторожно обтер ее

исхудавшее донельзя лицо, потом намочил тряпицу еще раз, и вновь накапал воду — теперь уже на

растрескавшиеся губы. И снова никакого отзыва. Терпения хирдманну не занимать, он решил, что

раз ведьма дышит, значит, очухается. И повторял попытку еще раз, и еще раз. И в какой-то из

бесконечных повторов затрепетали ресницы, дыхание участилось, стало глубже. Хирдманн на

подгибающихся от слабости ногах добрел до хижины, нашел там какую-то плошку, набрал воды и,

приподняв ведьму, постарался напоить ее, пролив почти половину благословенной влаги. Но и

этого количества хватило, чтобы беспамятство ведьмы перестало быть таким пугающе-глубоким и

сменилось тяжелым сном, сном выздоравливающего. Дотащил Янину до хижины, там все осталось

таким же, никто не забредал на этот уголок после их посещения. Уложил спящую тяжелым сном

девушку в гамак. Пошарил по шкафам, нашел горсть орехов, жадно съел их, заглушив угрызения

совести тем, что Янине сейчас твердую пищу не осилить, а ему нужны силы, чтобы позаботиться о

ней. Напился вволю. И дал себе отдохнуть.

В сумерках слышались звуки выбирающихся из своих дневных убежищ обитателей оазиса.

Какие-то невидимые и неведомые птицы зачирикали, запищали и запели, радуясь наступившей

прохладе. Где-то затявкала пустынная лисичка, преследуя свою жертву. Домашний скот Симоны

оказался гораздо благоразумнее их хозяйки, они не покинули пределов оазиса, находя себе

пропитание и воду самостоятельно. Оставшись без хозяйки как-то раздобрели и отъелись. Корова

только мычала, мучаясь от боли — ее уже очень давно не доили и разбухшее вымя досаждало

рогатой красотке. Вейлин возблагодарил Всемогущего Олафа за подаренные возможности. Теперь

он точно знал, что и он, и Янина выживут. У них есть укрытие в самом центре пустыни, где их

никто не побеспокоит; у них есть еда и вода. И Янина, может быть, вернет себе часть утерянной

164

16

силы и восстановит круговины. А потом они попробуют вновь попасть в Третий круг. И помогут

Вальду. Хирдманн ощущал нечто непривычное, какое-то смутное беспокойство, порожденное их

отчаянным положением. Надо будет поинтересоваться у ведьмы, что это за беспокойство такое,

никогда раньше не посещало воина подобное.

Нашел ведро, подобрался к корове. Омыл прохладной водой ее воспаленное вымя. Первую порцию

молока, которую сцедил, вылил коту, появившемуся из зарослей. Хирдманн верил, что все

животные приносят пользу. Пусть это и ведьмин кот. Белоснежный котяра с рыжими подпалинами

бочком подкрался к миске, недоверчиво обнюхав, сменил гнев на милость и, благодарно мяукнув, с

довольным урчанием принялся за молоко. Хирдманн кивнул себе, мол, можно теперь и нам

молочка-то отведать. Почти полное ведро — вот богатство-то! Оставил молоко в хижине, прикрыв

найденной чистой дощечкой, чтобы всякие лакомые до молочка зверюшки не добрались первыми.

Позаботившись об остальных животных, хирдманн свернул шею одному куренку — который дал

себя поймать, и подготовив тушку надлежащим образом, занялся поиском хоть какой-нибудь

посудины, чтобы сварить бульон. Он точно знал, что иную пищу им обоим сейчас не осилить —

съеденные орехи даже ему не пошли впрок, желудок забурлил, и исторг из себя жалкую кучку

премерзко воняющих остатков. Добравшись до хижины, перевернул все ящики, ища трут и огниво.

Бурчал едва слышно, что-мол, рано Олафу благодарность вознес, не совсем еще спаслись.