Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2 - [100]

166

16

позволяла разбивать унылую череду прошедших дней. И ожидание, постоянное ожидание чуда не

давало впадать в отчаяние. Однажды среди ночи, Янина проснулась с бешено колотящимся

сердцем от своего собственного крика. Разбуженный хирдманн вскочил из своего гамака — они

давно уже соорудили удобное лежбище и для него:

- Что? Что случилось?

Янина несколько мгновений пыталась совладать с дыханием, постепенно успокаиваясь:

- Он жив! Я точно знаю, что он жив! Вальд способен выжить в любых условиях! Помнишь, через

что он прошел, пока добрался до Крамбара? И потом, он и потом, - ведьма с мольбой уставилась на

хирдманна.

- Тебе приснилось что-то?

Ведьма стихла, припоминая, кивнула:

- Сон был путанным, часть уже из памяти вылетела. Но я видела, видела его: он попал-таки в

хронилища, и сидел в какой-то очень пыльной комнате, связанный. НО ЖИВОЙ! И хитро так

улыбался. А потом подмигнул в пустоту, будто знал, что я его вижу.

Хирдманн покрутил головой, он-то точно знал, что не все сны — правда, но разубеждать ведьму не

стал. Ему от этого хуже не будет, пусть ее, лишь бы не ходила, как потерянная, уткнувшись

взглядом в песок, и не вскакивала с дикими криками по ночам. Если ей так угодно и так спокойнее

— пусть верит в это. Хирдманн не допускал и мысли о том, что его пропавший друг умер, но на

встречу с ним в ближайшее время не надеялся. Когда они смогут снова открыть путь в другие

Круги, вот тогда можно на что-то начинать надеяться.

- Спи, отдыхай. Хорошо, что он тебе знак подал.

Янина, немного успокоившись, улеглась, поворочалась какое-то время, потом засопела. Хирдманн

так и не смог уснуть до утра.

Глава 25.

Живому — жить.

Вальду снилось, что он снова маленький мальчик, он с матерью кочует с Дикими. Во сне

наступило утро и нужно просыпаться, и мама ласково журит его, обзывая засоней и лентяем. Но

ласково так, и не обидно вовсе. Еще не открывая глаз, астроном потянулся, улыбаясь, чувствуя на

лице луч света. И наткнулся руками на каменистые пыльные обломки, упершись ногами во что-то.

Рывком сел, припоминая где он и что с ним. Потер саднивший висок — кровь свернулась,

запекшись коркой и слепив волосы. Нестерпимо хотелось помочиться, но где тут у них отхожее

место, почесал затылок, сморщился, обнаружив там болючую шишку преизрядных размером. И

странное дело — до этого организм себя не очень-то проявлял — словно подзабыл, что иногда

нужно опорожняться, здесь все процессы у живых как-то по-другому происходили. Почесал

167

16

затылок, забывшись, снова дотронулся до окровавленной шишки под волосами, зашипел от боли.

Ээх, придется назначить выгребной ямой ну хоть вон тот угол, что ли. С трудом распрямился, все

кости возмущенно ныли после сна на голом камне. Вальд подумал, что хорошо хоть камень этот

теплый, а то бы еще и замерз, поплелся на непослушных ногах в укромный уголок. Хотя, чего тут

стесняться, темнобородый, наверное в курсе всего, что происходит в его владениях. Так что с

таким же успехом, можно было выстроиться и оросить пылюку в самом центре комнаты. Но нет

же, против себя не попрешь. Мать учила, что даже в одиночестве не следует становиться

равнодушной тварью. Вернее, не «даже», а «особенно». Ээх, еще бы водички — умыться, да

перекусить чего, да испить вина ущельского. Прикрыл глаза, вспоминая изысканный вкус

знаменитого на всю Зорию напитка. Открыл глаза, решив найти, за явным неимением всего

остального, хотя бы выход и направление, в котором будет двигаться. Но, ах ты ж твою-то! Он уже

не в той пыльной комнатушке, в которой проснулся. Роскошная умывальня, похожую Вальд помнил

только в Светлом дворце у Примов, горячая вода, мыло! Пушистые полотенца, чистая одежда —

вместо его отрепьев! Пребольно ущипнул себя, закрыв глаза снова. Открыл — нет, все на месте. Не

раздумывая, скинул пропотевшую, окровавленную одежку, перемазанную всеми видами грязи,

какие только можно было придумать, нырнул в теплую воду, наслаждаясь ароматной пеной: «Ха! А

живым в хронилищах вроде ничего иногда бывает!» Защипало все раны и царапины, полученные за

последнее время и не успевшие поджить. Окунулся с головой, стараясь размочить кровавую корку

на виске, на затылке и промыть рану. Едва не взвыв от подступившей боли, резко вынырнул. Тьфу

ты, а и позабыл, что может быть так больно. Аккуратно выскреб свернувшуюся кровь из волос,

заметил, что боль и жжение стихают, словно в воду что-то подмешано. Заспешил, а то уже и в сон

поклонило — заснешь, да и не проснешься, и вот ты уже мертвенький, а темнобородый тут как тут,

вон в углу стоит, поигрывает кинжальчиком, ушки отчекрыжить. Тряхнул головой, с сожалением

выбрался из предательски расслабляющей водицы, вытерся как смог, пачкая роскошные простыни

вновь начавшей сочиться кровью. Оторвал полосу от простыни, что оказалось делом совсем не

простым, учитывая отсутствие какого бы то ни было колюще-режущего. Оглянувшись, не заметил

ни одного зеркала или мало-мальски отражающей поверхности, ухмыльнулся в тот угол, где