Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2 - [24]

улучшилось самочувствие, поднялось настроение, подумалось еще: «Надо будет навестить после

подругу эту, Гудрун — даже имя вспомнилось сразу». Страх Краусса был словно живительный

источник, именно этого не хватало с самого утра. Божество вспомнил, что он сегодня не был еще в

подвалах, что лишь вечером попадет туда, но решил пока не отправлять туда бухана — пока он

полезен. Он сегодняшний визит запомнит надолго, и будет приходить всегда с этим паническим

ужасом в мыслях. Страх — это так пикантно и так питает!

- Да, Ваше Всемогущество! Да, я не посмел предложить его Вам, пока не узнал, что у него в

мыслях, каковы его привычки, здоров ли он.

Император снова дернул уголком рта:

- Стало быть, о нас ты беспокоился. Что же, похвально, похвально. А потом, после всех своих

проверок собирался к нам прислать?

Надо отметить, что Олаф Синксит не брезговал и спинолюбством — если юноша был молод и

хорош собой — почему нет, удовольствие – прежде всего.

- Да, Всемогущий! Мало того, я хотел предложить Вам еще и такое развлечение. Астрономы,

которые вскоре будут у вас, юноша и девушка, находятся в детородном возрасте. Поэтому я

предлагаю новый вид торговли — мы будем разводить астрономов. Редкий товар на Зории. Ваше

Всемогущество сможет менять их в Мире на детей других кланов, либо просто продавать их

Приму. В Мире города восстанавливают, им астрономы крайне нужны — по моим скромным

сведениям. И увеличится количество ваших подданных, и среди них-таки будут дети божественной

семерки — как вы и высказывали однажды!

Император задумался: да, отправлять Краусса в подвалы было бы неразумно, он еще может

принести много пользы, надо лишь попугивать его периодически — вон со страху какие мысли

выдает. И ведь он прав, смертный, а полезный. Смотри-ка, как бывает!

- Хорошо, быть по-твоему. Получишь ты скип за девку. Но, смотри, после того, как с молодцем

наиграешься — предоставь его мне. И не смей его калечить — он у тебя во временном

пользовании.

41

41

Настала теперь очередь призадуматься бухану — за юношу сколько просить и не опасно ли об этом

сейчас упоминать — и так по краю прошел. Да и не хотел ведь продавать его. Так в гости бы

приводил – лишь с девкой побыть, дни можно было высчитать, когда с пользой им встречи

устроить. Но вот именно сейчас следовало соглашаться и кивать, чтобы Всемогущий не

взбеленился. Он и так сегодня терпением не отличается. На том и порешили – девку прислать

завтра к вечеру, а юношу торговать у купцов, обуздать, научить манерам и предоставить после

обучения.

Глава 9.

Иллюзии и сила красоты.

Стела металась в душной комнате – простыни казались раскаленными, шелк подушек

обжигал, но сон не отпускал ее. Привиделись ей страшные и странные места – мрачные, темные и

бесконечные коридоры, ведущие в никуда. Стены коридоров, по которым стекают струйки вонючей

темной жижи, затканы пыльной паутиной. В углах, там, где темно и сыро, раскачиваются на

толстых нитях жирные пауки. Стела бежит по коридорам, не видя выхода. В руках – едва тлеющий

факел, и тоскливо и страшно здесь. А потом она со всего разбегу утыкается лицом в пустоту,

которая не пускает дальше. Странная, пыльная пустота, которая оборачивается мутным кривым

зеркалом. В зеркале и вовсе непонятные вещи происходят. Словно бы показывает оно то, что за

ним – как сквозь стекло. И Стела будто бы там – сидит на каменной скамье, прижимая к себе кого-

то маленького и испуганного – ребенок какой-то. Ребенок шепчет что-то невнятное, и капает где-то

равномерно вода. И в этом капании бесконечном тоже слышится угроза. И что-то летит на нее из

глубины коридоров, стремясь забрать этого неведомого ребенка, лица которого не разглядеть. И

вот, эта неведомая сущность подлетает к скамье, за которую пытается втиснуться Стела, чтобы

спрятаться, затаиться, защитить ребенка. Это нечто — белесое, бесформенное, одно лишь

приближение которого сулит неведомый ужас. Капание, негромко слышимое до этого,

приближается и видно уже – что кровь это капает, капает со сводов коридорных. Ребенок начинает

кричать – негромко, противно, на одной ноте: «АААААААААААААА!». Стела шепотом

уговаривает его помолчать, но все ближе неведомая тень и громче шлепанье капель на

замусоренный пол. И становится страшнее, и заходится сердце от ужаса, и тоже хочется кричать в

унисон с ребенком, закрыв глаза. Тень пролетает мимо и чудится, что самое страшное – позади.

Стела тормошит ребенка, стремясь разглядеть его лицо, узнать, откуда он, кто он. И видит – это

она, Стела, только девочка еще, не больше 10 новолетий ей, и вместо глаз у нее дыры, сочащиеся

гноем и сукровицей. И понимает – вот оно, самое страшное.

Стела проснулась от своего крика, села на постели, сердце стремилось выпрыгнуть из-под

ребер. Занавеси колыхнулись, и одна из ее надсмотрщиц заглянула в комнату, вопросительно