Мир Марка Твена - [11]

А происходил он из другого штата, из Виргинии. Издавна виргинцев отличали суровость и легкоранимая гордость; характер Джона Клеменса был типично виргинский характер. Семи лет от роду он остался сиротой: отец помогал соседу строить дом, упало бревно и задавило его насмерть.

Учился Джон сам, как-то доставал нужные книги и сумел выдержать экзамен на адвоката. Но в адвокатах тогда мало кто нуждался. В необжитых краях на юго-западе США, где прошли молодые годы Джона Клеменса, обычно обходились без юристов: споры решали драками или при помощи посредников, выбранных из местных жителей. Джон переезжал из городка в городок и из штата в штат, заводил торговлю, прогорал и двигался дальше.

В штате Кентукки весной 1823 года он встретился с очень красивой и грациозной девушкой Джейн Лэмптон. Больше всего на свете Джейн любила танцы. Не было вечеринки, на которой бы она не блистала. Здесь, на самом краю тогдашнего цивилизованного мира, ощущалась явная нехватка невест. На вечеринках половине мужчин приходилось, повязав носовой платок на правую руку, танцевать за даму. У Джейн была длинная очередь поклонников. Всех несказанно удивило, что она выбрала некрасивого и небогатого адвоката, человека замкнутого, с суровым выражением лица и низко нависшим над губой крючковатым носом.

Говорили: Джону повезло. А сам он считал, что подлинной удачей была покупка случайно подвернувшегося огромного земельного участка в Теннесси. С детства Твен слышал бесконечные рассказы про неслыханное благоденствие, которое ждет их семью, как только начнут заселять теннессийские края. Главное, не продешевить, когда все набросятся на эти пустоши, которые таят в себе столько богатств: и корабельные сосны, лучше которых не отыскать нигде в Америке, и дикий виноград, чьи лозы тяжелее и слаще, чем у культурных сортов, и залежи каменного угля, и тучные пастбища…

Джон Клеменс не знал, что железная дорога, на которую возлагались особые упования, пройдет мимо его владений, но зато здесь найдут нефть. Это случится, впрочем, через много лет после ого смерти; участок к тому времени был давно уже продан и не принес семье ничего, кроме докучливых хлопот да чувства обманутой надежды.

Когда продажа в конце концов состоялась, Твен вздохнул с облегчением. Его с детства угнетало «тяжкое проклятие ожидаемого богатства».

Но пока не нашлось претендентов на теннессийские земли, о богатстве не было и речи. В приданое за Джейн дали несколько рабов, включая ту самую Дженни, которую в Ганнибале купит мерзавец и жулик Биб. А у Джона не было ничего, кроме его адвокатского диплома.

Можно было, конечно, самим приняться возделывать теннессийские наделы, но отец Твена никогда не снизошел бы до того, чтобы сделаться обыкновенным фермером. И молодая семья кочевала из одного захолустного местечка в другое, пока не добралась до Флориды, где Клеменс — старший опять открыл лавку. Правда, как пишет в своих воспоминаниях Твен, его отцу и здесь «ни в чем не было удачи, если не считать того, что родился я».

Это был уже шестой, предпоследний ребенок в семье — и третий из четырех выживших. Детей таскали за собой в седлах и в повозках, перебираясь из Джеймстауна, штат Кентукки, в поселок под диковинным названием Три Притока Реки Вулф, потом в Пелл-Мелл, уже в Теннесси, и наконец во Флориду. Всюду повторялось одно и то же: покупали или наспех строили бревенчатый дом, ко входу прибивали доску, на которой было написано, что тут принимает адвокат Джон Клеменс, а также размещается магазин скобяных изделий, но не находилось ни покупателей, ни клиентов, и вновь укладывались чемоданы, и дорога вела дальше.

Только в Ганнибале отыскался более или менее сносный приют. Помог местный делец Аира Стаут. Он раздобыл для Клеменса судейскую должность и обменял с ним флоридский дом на усадьбу в сравнительно быстро растущем городке. Клеменс и не догадывался, что при этом Стаут его порядком надул. Пришлось залезать в долги. Но ведь когда-то надо было осесть, зажить по-семейному.

У ганнибальского судьи была страсть ко всяким изобретениям и проектам. То он загорался идеей пустить пароходы по речкам, которые в летнюю пору и свиньи переходили вброд, то замышлял построить железную дорогу из Флориды в крохотный пыльный городишко, кичливо именовавший себя Парижем, то в своем воображении уже разбивал пышные сады на пустошах, поросших сухой, горьковатой травой. Каждый раз, воспламенившись, он выказывал бурную активность. Но все его планы лопались, как мыльные пузыри, унося последние накопления.

Был он безукоризненно честен, щепетилен в любой мелочи, строг, чопорен и в своих убеждениях тверже кремня. Его недолюбливали. Домашние просто боялись. Горожане предпочитали обходить стороной: завидев издалека высокую сухопарую фигуру судьи в шляпе, из-под которой до самых плеч спадали густые жесткие волосы, сворачивали в переулок. Почти никогда он не улыбался, этот педантичный и скучный человек, который не пропускал ни одного выступления наезжавших в Ганнибал ораторов по религиозным вопросам или политических бонз.

Матери Сэма, должно быть, приходилось с ним нелегко. Она была совсем другая — мягкая, отзывчивая, веселая. Если на ее глазах чинили несправедливость, она бросалась как лев восстанавливать истину и поддерживать слабых — кто бы подумал, что столько отваги скрывается в этой хрупкой и боязливой женщине! Сэм запомнил, как она стеной встала перед городским буяном, наводившим страх на весь Ганнибал, когда тот гнался по улице за своей дочерью, грозя измочалить об нее толстенную веревку.