Мир до начала времен - [101]

– Так точно, – утвердительно кивнул старший унтер, – сделаем в лучшем виде. Такое нам не впервой – взять барчука и сделать из него человека.

– Да как вы смеете так издеваться над свободными людьми?! – вдруг вскричал Амир Мергенов, снова забывший, что он больше не начальство. Все время, пока он слушал речь вождя, его ноги нетерпеливо топтались под столом, а лицо подрагивало от желания высказать свое возмущение. – Какое вы имеете право решать, кто из нас и где будет работать?! Мы не часть вашего народа, и никогда ей не станем!

– Говорите только за себя, любезнейший, – ледяным тоном произнес Сергей Петрович, вприщур оглядывая говорившего – так, словно навскидку определял, сколько килограмм наглости и злости в том содержится. – Вам уже один раз сказали, что вы здесь никто, но этого внушения хватило ненадолго. Что ж, любой из вас, кто не пожелает становиться частью нашего народа, должен проваливать из нашего поселения в том, в чем он к нам пришел. Такова суровая правда жизни. Мы не имеем возможности содержать избалованных воинствующих засранцев, не вносящих свой вклад в борьбу за выживание нашего народа, и к тому же сеющего среди него раздоры и скандалы. Мы отнеслись к вам как к своему соотечественнику, но вы не оправдали этого доверия… Инна Аркадьевна… вы хотите что-то сказать?

– Да, хочу, – ответила та. – Дело в том, что у него (кивок в сторону возмутителя спокойствия) среди наших детей находится восьмилетний сын. Он не переживет, если вы убьете его отца или выгоните его раздетым на мороз, что одно и то же. Вы уже говорили, что ваши законы суровы и неотвратимы, но пожалейте же хотя бы ребенка…

– А этот ребенок знает, что его папа избалованный засранец? – В голосе Петровича зазвучали нотки стали. – Пожалуй, да, ведь свой первый скандал тут он, ничего не стесняясь, затеял в его присутствии. Наверняка сынок гордился тем, что его отец большой начальник и может кричать на кого угодно. Но даже если мы проявим милосердие, то эту проблему придется как-то решать.

– А вы, Сергей Петрович, ентого барина тоже отдайте нам, – сказал Пирогов. – Мы из него человека сделаем, не чета некоторым.

– Гавриил Никодимович, а вы точно уверены, что в этом будет толк? – спросил Сергей Петрович. – Ведь кончится эта затея все тем же, только вы и сами замучаетесь, и замучаете насмерть этого типа, пытаясь превратить его в человека. Это же не вьюнош лопоухий, который сам не знает, кто такой, а матерый чиновный волк, который за людей считает только таких, как он сам, да начальство, а остальные – не более чем прах под его ногами.

– Да, – поддержал эти слова Сергей-младший. – Мы ж не звери. Отрубить голову гораздо гуманнее. Чик – и уже там.

– Погодите, – сказал отец Бонифаций, поднимая руку, – не говорите ничего дальше. Дайте этот человек последний шанс одуматься и принять жизнь так, как она есть. Даже самый большой грешник имеет шанс раскаяться и принять Бог в своя душа.

– Вы же знаете условия, – мягко сказал Петрович, – чтобы мы списали грешника в монахи, он должен сначала раскаяться в своих поступках и образе мыслей, и сам попросить о прощении. Ну…

Пока шел весь этот разговор, Мергенов буквально трясся от сдерживаемой ярости. Его пальцы подрагивали, выпученные глаза метали молнии, которыми он привык устрашать своих подчиненных. Эти люди вздумали пугать его, давить на него? Ну уж нет, подчиняться каким-то там дикарям он не привык… Он им покажет! Он им не безответная баба, чтобы покорно кивать и соглашаться! Да еще и прощения просить? Да они просто не представляют себе, кто стоит перед ними!

– Никогда и не за что! – закричал он, когда на него устремились все взгляды. – Я мусульманин и не верю в вашего Христа! Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк Его!

– Мы находимся в тех временах, когда не родился еще Христос и тем более Магомет, – очень мягко сказал Сергей Петрович, но от этой нарочитой мягкости голос его прозвучал особенно зловеще для Мергенова. – Вы можете молиться в сторону Мекки, но там нет еще ничего, только ветер гоняет песок по пустыне. Нет среди нас ни христиан, ни мусульман, все мы веруем в единого Бога-Творца, которого местные называют Великим Духом. Впрочем, при отсутствии раскаяния с вашей стороны все это не имеет никакого значения. Ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы изгнать из нашего поселения новоприбывшего Амира Мергенова, высказавшего прискорбное нежелание становиться частью нашего народа и соблюдать наши законы? – Голос его зазвучал громко и веско. – Кто против? Кто воздержался? Против ни одного, воздержался один, все остальные за. Андрей, возьми Гуга и Серегу, и приведите приговор в исполнение…

И вот тут «начальничек» растерялся. Он стал нервно озираться, при этом непроизвольно сжавшись. Он часто заморгал, и принялся облизывать губы, при этом его смуглое лицо отчетливо побледнело, став землисто-серым.

– Вы… вы… что же… вы и в самом деле хотите выбросить меня голым на мороз или отрубить голову? – внезапно осипшим голосом принялся бормотать Мергенов, непроизвольно отступая назад и затравленно озираясь. – Вы не имеете права… Это незаконно… Я… я буду жаловаться… – В последней фразе явственно прозвучало что-то похожее на всхлип. Сам Мергенов хотел казаться грозным, но ему в лицо уже смотрела Неотвратимость, откровенно глумясь над его жалкой бравадой.