Мир для тусклой ведьмы - [18]

— Нас-тя? Что ты здесь делаешь?

— Жду.

— Простудишься! Вставай немедленно! Что-то случилось?

Девушка вцепилась в дознавателя, как котенок, прижалась хрупким телом:

— Баба Степа… умерла.

Впервые Настя назвала ведьму так, не «госпожа Стефания», не по имени-отчеству, и потому Сашка сразу поверил и застыл оглушенный.

— Пойдем… домой.

— Нет! — Настя дернулась в его руках, точно собираясь вырваться и спасаться бегством. Парень притянул девушку к себе.

— К Ирочке пойдешь?

— А… ага…

Дознаватель, прижимая к боку, повел Настю по стертым ступенькам, только сейчас разглядев, что она в легком, в горошек платье, и босиком.

— Почему к соседям не позвонила? Простудишься…

— Боюсь, — неуверенно переставляя ноги, пробормотала Настя. Всхлипнула. — Я проснулась, когда она закричала. Темно было еще. Выскочила в коридор. А она на полу, и за ногу меня схватила, — девушка наклонилась и потерла лодыжку. — Я вырвалась и выскочила, а дверь захлопнулась. А я подумала, что ей плохо, и полезла в окно. А она не дышит уже…

Сашка, продолжая прижимать Настю правой рукой, левой толкнулся в филенку. За дверью завозились, но открывать не спешили. Дознаватель постучал кулаком: решительно и зло. И едва успел отскочить. Створка распахнулась, сосед Мишка проскочил мимо в собственные двери. Ирочка в прихожей запахивала халатик. Дознаватель заметил, что она еще бледней Насти, почти зеленая, с синяками под глазами и опухшими веками. Коричневатые губы Ирочки тряслись.

— Ой… я… пожалуйста, пожалуйста, я не нарочно! Я случайно забыла… Не выселяйте меня! Не сообщайте… Я все сделаю!..

— Я не собираюсь никуда сообщать, — Сашка внес Настю в прихожую и захлопнул дверь ногой. — Что забыла?

— Н-настю забрать… с л-лестницы… в начале пятого. И вот, — она взяла с полки под старинным, в коричневой лакированной раме, прямоугольным зеркалом простой ненадписанный конверт с рисунком рыжего кота. — Госпожа Стефания передала вам.

Сашка кое-как сложил конверт вдвое и сунул в нагрудный карман рубашки, ему казалось, тот через ткань обжигает кожу.

— Спасибо.

Он кивнул подбородком в Настину сторону.

Ирочка засуетилась. Распахнула двери в спальню. Сорвала с широкой деревянной кровати пахнущие спермой простыни. Кинула в угол. Полезла в шкаф за свежим бельем.

— Все будет в порядке.

— Ей горячего надо. И успокоительного.

Ирочка указала на широкое белое поле со взбитыми подушками.

— Можно ложиться. Я чай поставлю. Я быстро.

Она и вправду быстро управилась, принесла расписной поднос с чашками, ложками, сахарницей и медом в розетках. Сбросив стопку любовных романов, поставила на круглый, красновато-коричневый, в тон деревянной кровати, стол. Пахнуло таволгой, липовым цветом и ноготками. Сашка поднес чашку Насте. Несмотря на духоту в комнате, девушка дрожала, зубы стучали о тонкий фарфор. Ирочка заботливо накинула ей на плечи одеяло. Достала из шкафа хромированную коробку, жгут и полотенце. Неуверенно взглянула на Сашку.

— Ее надо уложить. Я вколю снотворное.

Дознаватель кивнул. Стал спиной к окну, загородив резкий солнечный свет, проникающий между тяжелыми портьерами. Придержал Настю за острое плечо.

— Расслабься, и больно не будет.

— Ага, как комарик укусит, — подпела Ирочка. Сашка вспомнил комаров на границе, бабы Степин реппелент, и подавил в себе тошнотное желание сдавить медлительной Ирочке горло. Встретился взглядом с карими глазами Насти, криво улыбнулся. Дождался, пока заснет. Морщась от резкого запаха спирта, пошел в прихожую. Отчего-то подумалось, платила ли старая ведьма Ирочке или использовала просто так? Дать денег? А если медсестра обидится? И сколько еще обрушится на него теперь вот таких мелочей, досад и обязанностей? Сашка оставил мятую купюру на полочке под зеркалом и побежал вниз, размышляя, что следует делать и кому звонить. Но все случилось само собой; квартира полнилась людьми важными и нужными, и тело бабы Степы в пластиковом мешке выносили на носилках наружу, чтобы уложить в бусик Дома. Перед подъездом стояло еще несколько служебных машин инквизиции и ковена и скорая помощь. В спальне главной ведьмы работали сосредоточенные люди, разбирая и складывая по папкам документы, и перекачивая с ноута информацию. Кто-то бережно листал семейный альбом в кожаной тисненой обложке. Сашка вспомнил, что в детстве любил разглядывать фотографии из него, на тисненом, плотном картоне с узорными прорезями по краям. Уголки фотографий отгибались, и баба Степа слюнила их, чтобы прилепить на место. Сашка со всхлипом втянул воздух.

Дознавателя подхватил под локоть непосредственный начальник:

— Александр Андреевич, простите, что вот так, без разрешения. Но Степанида Борисовна знала, когда умрет, и ее распоряжения однозначны. Прошу, — он потянул Сашку в гостиную и усадил на диван. Положил на колени тонкую стопку документов в яркой пластиковой папке.

— Ознакомьтесь. Приказ о внеочередном отпуске по семейным обстоятельствам на сорок дней. Можете провести его по своему усмотрению после похорон, — шеф извлек верхний лист. — Но учтите, Степанида Борисовна настаивала на немедленной свадьбе. Разрешение на брак и рождение детей… все подписи и печати на месте. Баба Степа оговорила только, чтобы первенца назвали Андреем, в честь вашего отца, — инквизитор отчеркнул примечание. — Признание гражданства вашей избранницы. Запечатанная копия завещания, — на свет показался хрусткий, белоснежный конверт.