Мир Чарльза Диккенса - [109]
Анализируя все эти перемены, мы в первую очередь должны посмотреть на Диккенса — хозяина Гэдсхилла. Наиболее ясное представление о том, что значил для него этот дом, дает письмо к Сэржа, его швейцарскому другу, написанное в январе 1857 года.
«В Гэдсхилле близ Рочестера, графство Кент — в том самом шекспировском Гэдсхилле, где Фальстаф занимался грабежом>{122}, — стоит небольшая причудливая усадьба времен королевы Анны. Года полтора тому назад случилось мне проходить мимо с моим помощником по „Домашнему чтению“, и я сказал: „Видите тот дом? Он необычайно влечет меня к себе, потому что еще мальчишкой я считал его (вероятно, благодаря знаменитым старым кедрам) самым красивым домом на свете. Мой бедный отец часто приводил меня сюда и говорил, что если в будущем из меня выйдет толк, то мне, возможно, будет принадлежать или этот, или другой такой же дом. Теперь, проходя — мимо него, я вспоминаю об этом и смотрю — вдруг он сдается внаем или продается; другого такого дома я не видел, и он совсем не меняется“. Мы вернулись в город, мой друг ушел обедать. Утром он является в величайшем волнении и говорит: „Самой судьбой вам предназначен этот дом в Гэдсхилле. Дама, которую я вчера пригласил обедать (миссис Линн Линтон, постоянная сотрудница „Домашнего чтения“), стала рассказывать о тех местах. „Вы их знаете? — спросил я. — Как раз сегодня я там был“. — „Конечно знаю, — сказала она, — и очень хорошо. Я выросла в том самом доме, который называют Гэдсхилл-Плейс. Мой папа был пастором и жил в нем много лет. Он недавно умер и оставил дом мне в наследство, а я хочу его продать“. — „Итак, — говорит мой помощник, — вы обязаны его купить. Теперь или никогда!““ Я купил и надеюсь провести в нем лето, хотя потом, возможно, время от времени буду сдавать его».
После разрыва с Кэтрин эти первоначальные планы изменились. В 1860 году Диккенс продает свой огромный дом на Тэвисток-сквер в Лондоне. Его главной лондонской резиденцией становится квартира над редакцией журнала, и в течение последних десяти лет он лишь изредка снимает в городе дом, потакая своей дочери Мэйми — та любила общество. Поскольку здоровье Диккенса (хотя он и старается этого не замечать) ухудшается, ему иногда приходится избегать светских развлечений. Все же любовь к общению с людьми у него не ослабевает, растет лишь отвращение к английским высшим, кругам.
Форстер.
Диккенс с дочерьми Кэйти и Мэйми.
Судя по его романам, в пятидесятые годы Лондон все сильнее отталкивает Диккенса. Если в 1846. году в письме к Форстеру из Лозанны он жалуется, что скучает по городу и что ему «трудно писать день за днем без этого волшебного фонаря», то Булвер-Литтону в 1851 году он пишет:
«Лондон, по моему чистосердечному убеждению, отвратительное место. Однажды побывав за границей, я уже не могу заставить себя относиться к нему с прежней теплотой. Теперь, возвращаясь из-за города и видя это мглистое небо, гигантским куполом нависшее над крышами, я всякий раз заново удивляюсь: с какой стати я здесь торчу? Только дела заставляют».
В шестидесятые годы Диккенс пишет в Гэдсхилле романы, с помощью Джорджины и Мэйми принимает бесконечные вереницы гостей и благодетельствует местное население. Если бы роман с Эллен Тернан, поездки во Францию и, главное, публичные чтения не удовлетворяли его неугомонной натуры, он, я уверен, не выдержал бы такого существования, но ради разнообразия выступать в роли радушного хозяина Гэдсхилла было даже приятно.
Атмосферу, в которую попадали гости дома, лучше всех, пожалуй, передал друг Диккенса, молодой журналист Эдмунд Йейтс:
«Жизнь гостей Гэдсхилла — я сам свидетель — была просто восхитительной. В девять часов мы завтракали, выкуривали сигару, просматривали газету и до часу, до ленча, бродили по саду (его заросли прорезала проезжая дорога, под которой Диккенс прорыл туннель). Все утро Диккенс работал в кабинете… или в шале (швейцарском домике, подаренном ему его протеже, актером Фехтером)… После ленча (очень сытного, хотя сам хозяин ограничивался бутербродом с сыром и стаканом эля) гости собирались в зале, увешанном превосходной коллекцией гравюр Хогарта — теперь они принадлежат мне, — и обсуждали дальнейшие планы. Некоторые устраивали пешие прогулки, другие ездили, третьи бродили по окрестностям… Я, конечно, выбирал прогулку с Диккенсом; мы отправлялись в путь, взяв тех из гостей, кто отваживался на это испытание. Таких было немного, и они обычно не присоединялись к нам во второй раз, поскольку мы редко проходили меньше двенадцати миль, и при этом быстрым шагом… Именно во время одной из таких прогулок Диккенс показал мне в Кобхэм-парке ступеньки, возле которых в 1843 году, после ужасной драки со своим сумасшедшим сыном, был убит мистер Дэдд».
Гэдсхилл был и поныне остается симпатичным, хотя и не совсем удачно расположенным, господским домом; Диккенс превратил скромную обитель сельского священника в жилище со всеми доступными тогда удобствами, прекрасно обставил его. Миссис Линн Линтон, у которой он купил его, посетила дом после смерти писателя и высказалась довольно ядовито по поводу безвкусицы некоторых переделок в саду; но ведь она провела в этом доме детство… Кстати, деньги на улучшение в усадьбе были не последней статьей расходов, тяжелым бременем легших на плечи Диккенса в последние годы.
