Мир больного воображения - [4]

Несчастья, кровопролитья,

Весь наш техногенный быт.

Она не выносит обмана

И не принимает войны

На башне цвета тумана

В ночь полной и яркой луны.

И мир ее очень прозрачен,

Таков, что не нужен другой,

Тем более наш, что невзрачен

И обременен суетой.

Она не под властью дурмана,

В ней чувства не извращены

На башне цвета тумана

В ночь полной и яркой луны.

Фланируя в праздничном платье

Вдоль стен парапетов глухих,

Она пребывает в объятье

Чудесных иллюзий своих.

И мысли ее неустанно

Порхают, как фазаны,

На башне цвета тумана

В ночь полной и яркой луны.

Вуаль ее сказочной шляпки

Легко ветерок теребит,

А ей ни прохладно, ни зябко,

Она ведь живет, словно спит.

И сны ее радостью пряны

И чувственностью полны

На башне цвета тумана

В ночь полной и яркой луны.

Она благодушна, беспечна,

Свежа, хороша и юна,

И видимо будет навечно

Такой же прекрасной она,

Живя, не рисуя планы,

Которые ей не нужны

На башне цвета тумана

В ночь полной и яркой луны.

          * * *

Закат был игриво красен,

Предчувствуя ветреный день.

На обветшалой террасе

Царила спокойная лень.

Заждавшись вечернего гонга,

Что к ужину всех созовет,

В объятьях провисших шезлонгов

Затих терпеливый народ.

Обычная, едкая скука,

Как жгучий сигарный дым, —

Домотдыховского досуга

Быт вязок, неколебим.

Статичная, сонная сцена,

Застывший не к месту бетон,

Как будто весь мир вдохновенный

Был в Лота жену превращен.

Увязнув в портовых блокгаузах,

Застыл края солнца венец...

  Наверно, на кнопку "Пауза"

  Нажал недовольный Творец.

Под "Москву златоглавую"

Ой, ты, Русь молодецкая

С края до конца!

Дочь купца с Павелецкого,

Глазки в пол-лица.

Щечки пухлые розовы,

Не боишься мороза ты,

Ты красавица русская

С крепкой длинной косой.

Мужики опьяневшие,

От вина одуревшие,

Вереницею длинною

Тянутся за тобой.

По завьюженной улочке

На свиданье спешу,

На углу возле булочной

Я тебя подожду.

Ты такая потешная

Прибежишь покрасневшая,

Словно пламенем губками

Ты меня обожжешь.

Мои руки опущены,

Ты смеешься распущено,

Побежишь по тропиночке,

За собой позовешь.

Солнце к вечеру склонится

Над морозной Москвой.

Заведешь меня в горницу

И поманишь рукой.

До того не целованный,

Я тобой очарованный,

В голове опьянение

От безумной любви.

Поцелуями жгучими

Твои губы замучаю

И усну успокоенный

У тебя на груди.

          * * *

Я выбираю песню, что ясно поется,

Я называю имя, ответа не слыша.

Ветром хмельным в наш город туча ворвется,

Грязным дождем описает грязные крыши.

Мне ничего не значат звуки тамтама,

В каждом движении я ощущаю условность.

Мне не понятна печальная Гамлета драма

В мире, где дико и грязно, где царствует злобность.

Туча уйдет и оставит описанным город,

Город все это оставит помимо вниманья.

Льется вода в оттопыренный шеею ворот.

Эта условность и есть мой предел пониманья.

          * * *

Мальчик стоит у стенки,

Задумчивый, как философ,

В котором две сотни вопросов

Решения ждут и оценки.

Он пальцем с обкусанным ногтем

Скребет со стены штукатурку.

Одет в доходную тужурку

С изрядно разорванным локтем;

Штаны его на коленях

Топорщатся одутловато;

И весь он какой-то помятый,

Как в тире под вечер мишени.

Задумчивый мальчик, сокрыты

В тебе бесконечные бездны

Порывов прекрасных, прелестных

Напевов для нежной сюиты.

Когда-нибудь ты взорвешься

Фонтаном поэзии жаркой,

Как Данте, Шекспир и Петрарка...

     А может, ты просто сопьешься.

          * * *

Не может быть чудесной воли

Еще на свете бестолковом.

Людское наше невезенье,

Лихое, гадкое и злое,

Идиотичное до боли,

Катастрофически не ново —

И потому мои сомненья

Решительно владеют мною.

Иудино глухое счастье,

Лишенное блаженства лета,

Лишенное всего земного,

Отчаявшись, во мне живет.

Вошедшие в меня ненастья

Найдут там, верю, капли света,

Еще не данные от Бога...

       Вот!

          * * *

...Если же выйдет река из крутых берегов,

Если же вспыхнет земля у нас под ногами,

Станем прекрасными птицами и без оков

В небо взлетим — там наше место, под небесами.

Будем с тобою мы выше всех глупых обид,

Будем с тобою мы выше корыстных стремлений.

И ни к чему здесь с тобою нам делать вид,

Будто в нас умер народом не признанный гений.

Нам ни к чему здесь казаться такими, как все,

И потому мы здесь будем такие, как есть.

Нам здесь понятней слова о любви и красе

И не понятны стенанья про долг и про честь.

В чем этот долг пресловутый? Кому мы должны?

Разве все те, кто внизу, видят дальше своих сапог?

Мы над землей вознеслись, и нам здесь нужны:

Мне — только ты, тебе — только я, и нам — только Бог...

          * * *

Да, я ушел... В печальной мгле мой след растаял,

И звук шагов в тумане пепельном погряз.

И никогда мой голос в песне не оттает,

Он вырвал из души последний звук в последний раз.

Не оглянусь! И о прошедшем не напомню.

В кисельно мерзкой мгле не оживет мой след,

Исчезнет голос мой, разлившись хлипким стоном,

Погаснет все, что дарит сердцу свет.

Да, я ушел... Бесследно и беззвучно.

Что жить могло во мне, то больше не живет,

Свою и Вашу души мне не стоит мучить,

Пусть в пепельный туман моё со мной уйдет.

Забудьте обо мне, Вы многое забыли,

Пусть имя Вам мое не омрачит чело.

Я уведу туман, чтобы лучи ожили,

Чтобы не боль — тепло Вам сердце обожгло.

          * * *

Я вижу небо,

Я слышу птиц...

Раздвинуть мне бы

Простор границ

Того, что слышу,