Мир - [21]

Научное и объективное плюралистское сознание упрекнет нас: не нужно приписывать сознанию вредный глобализм, сознание вовсе не претендует на охват мира в целом, оно отражает то, что ему предносится, и лишь в этом, определенном смысле отражает «мир». Оно работает не обязательно с целым миром, ему достаточен «региональный монизм», чтобы оно отражало только «регион» мира. Сознание высвечивает области, отражает то, что оно отражает; с целым миром оно не обязано связываться; оно фиксирует то, что поддается фиксации. Оно видит фонарь и говорит: это фонарь, я его сознаю, я его отражаю.

И все же на самом деле сознание прежде всего отражает или во всяком случае готово отразить целый мир. Если бы сознание не могло с самого начала отразить всё и не было бы уверено в том, что способно отразить всё, оно никогда не могло бы сказать, что удовлетворительно отразило какой бы то ни было регион: ведь без уверенности в своем умении отразить всё оно не имело бы права считать, что в регионе не осталось ничего неотраженного. Априорная уверенность в умении отразить всё — первое в сознании, его не осознаваемая им основа. Даже если сознание отразило немногое, оно заранее шло на отражение чего угодно.

Крупица неотразимости в мире помешала бы сознанию оперировать картиной мира. Сознание не может быть разорванным, оно тогда перестанет быть собой. Гегель говорил, что заштопанный чулок лучше разорванного, с сознанием же наоборот: для Гегеля настоящее сознание то, которое разорвано, потому что в диалектике Гегеля, сознание и самосознание только моменты, тезис и антитезис того, что выше сознания и самосознания. Сознание годится у Гегеля лишь на то, чтобы преодолеть себя.

Но современное сознание крепнет независимо от Гегеля. Сознание не любит быть разорванным. Неразорванное сознание очень сильное. Оно непобедимая вещь, ему всегда удается то, что не удалось Александру Македонскому, — справиться с целым миром, правда, немного по-другому: отразить его, не допустить до себя такой мир, какой он есть, а только отраженный. Без риска, на который шел Александр Македонский, сознание расчетом и учетом в силах контролировать всё. По существу оно с первого шага уже контролирует всё: решимость всё отразить. Упрочившееся расчетливое сознание как город за крепостными стенами. Расчетливое сознание знает, что справится со всем. Настроение? Подавить настроение — похоже, еще и не самая трудная задача для сознания. Тоску можно разогнать легким чтением, кино, встречей «с интересными людьми». Настроения называются дурью, их современному образованному человеку иметь неприлично.

Спросим: почему сознание не встретит в мире ничего, что было бы способно его, сознание, смутить; не встретит ничего, чего оно не могло бы отразить, от чего не могло бы оттолкнуться? Мы вроде бы это уже знаем. Мы заметили раньше, что, кроме самого мира, ничему в мире человек не может и не должен сказать последнее «да». Тут секрет способности сознания всё отражать, от всего отталкиваться. Отразить, составив себе картину, сознание может и непостижимое. Отразив, сознание осознает и Бога. Оно неуклонно возрастает, потому что может отразить всё, в чем не видит себя; и оно, конечно, не видит себя ни в одной из вещей мира, потому что могло бы узнать себя только в согласии целого — а как бы оно могло это сделать, не перестав быть собой, не отдавшись миру? Оно возникло, когда не увидело себя в мире. С тех пор оно безостановочно упрочивается, крепнет, сцепливается в коллективное сознание и становится еще более непобедимым, организует себя и весь окружающий мир, потому что в качестве коллективного способно вооружить себя всем, чем ему в каждом случае нужно себя вооружить.

Лучше поэтому спросить, не почему сознание способно всегда всё отразить, а — как оно узнало об этой своей способности? Ведь оно не всегда о ней знало, да и само не всегда было. Как закралось в него это знание? У ребенка его нет, как нет и сознания, которое отличалось бы от знания. Если бы дети знали, что могут всё отразить, они не умели бы плакать так, как они часто плачут, горько, в отчаянии. Кто сказал сознанию? Как оно узнало, что оно сильнее всего?

Мы не можем разгадать загадку сознания. Сознание что-то сделало и все время делает так, что мы не можем за ним уследить. Оно укоренилось и укрепило себя со всех сторон, и мы не можем мечтать о том, чтобы как-то достать его. Оно само может легко достать нас. Мы можем только быть уверены в одном: что сознание будет возрастать — по крайней мере до тех пор, пока в мире будет, что отражать.

Что делает, что сделало сознание с человеческим существом, присутствием? Скорее всего, то, что оно делает всегда: прежде всего отразило. Отраженное, конечно, не перестает существовать. Оно, однако, отражено; о том, чтобы, отраженное, оно еще как-то могло захватить сознание, не может быть речи. Музыке человеческого присутствия, настроению рядом с сознанием места нет.

Победа сознания над миром, отражение мира сознанием отнимает у мира место в человеческом существе.

Сознание по существу всегда первым делом имеет дело с целым миром — как с таким, который оно безусловно готово отразить.