Минута жизни [2-е изд., доп., 1986] - [8]
Лучшее место — для украинцев и татар. У кого сохранились документы — отбирали, а если их не было — у стола стоял немецкий офицер-расолог: определял национальность по носу, по глазам, по другим приметам.
Птицей пролетел слух над лагерем, будто украинцев и татар будут отпускать домой. Многие шли в «украинцы».
— Пойдём, Коля, ну что ты за человек, пойдём. Это ж верное спасение. Ну не молчи…
Николай сидел, сдавив голову руками, тихо покачивался.
— Сколько мне просить тебя, Микола?
Сашок поднялся и снова стал смотреть в ту сторону, где толпилась очередь. Потом, не говоря ни слова, побрёл туда, оглядываясь, пригнув голову к земле.
Знакомый привкус меди сдавил Николаю челюсти, полынной горечью перекинулся в горло.
Пришёл Васильич, его место теперь в «азиатском» блоке.
— Хорошо, что ты к куреву не привык… Травы уже нету нигде. Вот раздобыл щепотку у земляков. Может, затянешься, так, между делом, а, Коля? Табачок, он всегда помогал…
Попрощался Васильич степенно, по-старинному, будто шёл на всю зиму полесовать в тайгу.
Густел вечер. Николай сидел на том же месте один, совсем один, сидел согнувшись, будто небольшой замшелый валун на заброшенном зимнике.
Так, сидя, и упал в сон, как утонул. Ветер, скрутившись в вихрь, перескочил через проволоку, заглянул в яму. Низко пролетели какие-то птицы. Да, если бы не чёрная осенняя ночь, видно было бы, как испуганно дрожат выгоревшие Николаевы ресницы, как судорожно дёргается его правая щека.
Санька вернулся под утро. Он долго ходил около Николая, не решаясь будить его. Щемящее чувство радости, знакомое ещё с детства, захлестнуло его, переполнило.
— Прости меня, прости, Коля. Бросить я тебя хотел… Всё кругом не так, белый свет — пеклом стал. Думал, всё беда нам спишет. Только б уцелеть. Не я виноватый, Коля, это они из меня иуду делают… Прости, Коля…
…Глину в карьере утоптали, что твоя бетонка. Гладили, полировали её босые ноги, и в сушь она, кажется, звенела.
Когда пошли дожди и под ногами захлюпала вязкая коричневая каша, кто-то нащупал под глиной затоптанную узкоколейку. Под рельсами лежали деревянные шпалы.
Небывало большие костры горели в ту ночь в лагере. Впервые люди не наседали друг на друга, впервые сидели у огня тихо, с наслаждением.
Николай снял ботинки и грел застуженные ноги.
— И песен-то нету у нас к нашему положению, — сказал сонный человечек, худыми руками поглаживая колени.
— Звезда, глядите-ко…
— Кто-то ещё преставился…
— А может, споём, хлопцы?
— Давай тихонько, про танкистов…
— Спят, не проснутся наши танкисты под Луцком…
Старшой медленно, по-хозяйски ладит огонь. С шорохом взмывают искры, сжигая вокруг себя темноту.
Кто запел — нельзя понять сразу. Голос густой, шёл из глубока, на конец строчки воздуха не хватало, и человек не допевал её, судорожно проглатывал.
Сидевшие перед Николаем друзья-связисты, как по команде, вскинули головы, подхватили:
Дружно выдержали остановку, никто не влез, никто не запоздал. Повтор пели уже все, сидевшие у огня.
Николай не помнил: слыхал ли он эту песню раньше, вроде бы слыхал. Он пел, схватывая на лету слова. Пел, не ощущая себя — будто нет его, нет тела, а есть одна только вылетающая из сердца песня…
Потом его ударили слова, жалостью к самому себе пронзили всё его измученное тело:
И увидел Николай ромашковый луг, услышал, как гудит земля. Он рвёт ромашки, утопая по пояс в цепкой траве. Куда ни глянь — желтоцвет, над ним лиловыми пиками не колыхнётся иван-чай. И это уже не луг, а Белый остров, Заонежье… А ромашки, как подсолнухи, большие.
Николай навзничь падает в глубокий колодец. До сознания ещё не дошло, что случилось, а он уже лежит, прижимаясь к земле.
— О-о-о-й!
Пули вскипают в огне, взметая струи искр. Несколько человек падают в костёр, а кто цел пока, уползают в ночь. Пулемёт на вышке смолк, а песня всё еще звучит, клочьями, в мозгу, с пулемётным перебивом.
И на этот раз смерть миновала Николая и Сашка.
Назавтра рано утром сформировали две рабочих команды. Во вторую попали Николай и Сашок. Проволока позади, а вокруг, куда ни глянь — поле, поле, поле. Нет перед глазами рваной простыни неба, нет обвалившихся красноватых круч карьера, нет широконогих вышек… Шесть немцев — не в счёт, шесть немцев на пятьдесят человек. Как истосковалось тело по этой широкой степи — пусть обвеет прохладный ветерок, как сладко ноют ступни, бухая по пушистой пыли!
Их пригнали на станцию, разбили на шесть отделений. Пока подавали вагоны, дали перекурить. Потом одни волокли бочки с битумом, другие — покорёженную бурую шелёвку, третьи — тюки с овечьей шерстью и свежие смердящие лошадиные шкуры. Отделение, в котором были Николай и Саня, грузило заскорузлые мешки с крахмалом. Мешок казался таким тяжёлым, что они вдвоём не могли оторвать его от пола пакгауза и, найдя неподалёку лист старой фанеры и привязав к нему верёвку, сделали волокушу. Дело пошло лучше.
— Надо обследовать склад, может, где оторвём доску. За пакгаузом развалины, а от них рукой подать до первых домов…
Книга рассказывает о юных защитниках Родины в годы Великой Отечественной войны. Герои этой книги ныне живут в Петрозаводске.
«Повесть рассказывает о судьбе знатного лесозаготовителя республики кавалера ордена Ленина Э. В. Туоми, финна, приехавшего из Канады в 30-е годы и нашедшего здесь свою настоящую Родину. Герой повести участвовал в сооружении памятника В. И. Ленину в г. Петрозаводске в 1933 году.».
Главная героиня повести — жительница Петрозаводска Мария Васильевна Бультякова. В 1942 году она в составе группы была послана Ю. В. Андроповым в тыл финских войск для организации подпольной работы. Попала в плен, два года провела в финских тюрьмах и лагерях. Через несколько лет после освобождения — снова тюрьмы и лагеря, на этот раз советские… [аннотация верстальщика файла].
Повесть о Герое Советского Союза, танкисте Алексее Николаевиче Афанасьеве (1916—1968), уроженце Карелии, проживавшем после войны в городе Петрозаводске. [аннотация верстальщика файла].
«В книге рассказывается о жизни Почётного гражданина города Петрозаводска Ивана Сергеевича Молчанова — первого военного коменданта освобождённой в июне 1944 года столицы Карелии. Книга рассчитана на массового читателя.».
«Художественно-документальная повесть о карельских девушках-разведчицах Героях Советского Союза Анне Лисицыной и Марии Мелентьевой. На основе архивных материалов и воспоминаний живых свидетелей автор воссоздаёт атмосферу того времени, в котором происходило духовное становление героинь, рассказывает о кратком боевом пути разведчиц, о их героической гибели.».
Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)
В книге рассказывается о жизни знаменитого немецкого археолога Генриха Шлимана, о раскопках Трои и других очагов микенской культуры.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.