Минута молчания - [7]

Мы никак не могли от него освободиться; даже когда я попытался оттолкнуться веслом, из этого все равно ничего не вышло. Пришлось выходить из лодки. Вода доходила нам до колен, мы выбрались на берег, Стелла держала свою пляжную сумку над головой. Она смеялась, наша неудача развеселила ее. Ты всегда легко смеялась, и в классе тоже, во время урока, особые ошибки развлекали ее, она расслаблялась и давала нам возможность подумать, к каким смешным или чреватым неприятностями последствиям могут привести такие ошибки при переводе. Ветер усилился, пошел дождь. «Ну что теперь, Кристиан?» — спросила она. «Давай…» — «В другой раз, — сказала она, — к камням поплывем в другой раз».

Я знал на острове про камышовую хижину, покрытую жестью, одного старика орнитолога, проведшего здесь не одно лето. Дверь перекосилась, на железной печурке стояла кастрюля и алюминиевая кружка, на сколоченном из досок топчане лежал матрас, набитый морской травой. Стелла села на топчан, закурила и принялась разглядывать хижину, шкафчик, выщербленный стол, висевшие на стене резиновые сапоги в заплатках. Все, что она видела, забавляло ее. Она сказала: «Нас здесь хоть найдут?» — «Наверняка, — сказал я, — они будут нас искать, обнаружат сначала лодку и доставят нас домой, на Катарине». Дождь усилился, барабанил по жестяной крыше, я собрал остатки дров и разжег в печурке огонь, Стелла тихонько мурлыкала, это была незнакомая мелодия, она напевала ее для себя, без всякого умысла, во всяком случае не для того, чтобы я ее слушал. Над морем, вдали от нас, сверкали молнии, я все время выглядывал в надежде увидеть огни Катарины, но во мраке непогоды над водой ничего не светило. Я зачерпнул дождевой воды из бочки, стоявшей перед хижиной, поставил старую кастрюльку на печку и заварил потом чай с ромашкой, найденный мною в шкафчике. Прежде чем принести Стелле алюминиевую кружку, я сам отпил несколько глотков. Ты взяла кружку с улыбкой, какая же ты была красивая, когда подняла мне навстречу свое лицо. Так как мне не пришло ничего другого в голову, я сказал: «Tea for two»,[4] а ты в ответ, так снисходительно, как мне это было хорошо знакомо: «Ах, Кристиан». Стелла угостила меня сигаретой и постучала по краю топчана, приглашая меня сесть. Я сел рядом с ней. Положил руку ей на плечо и почувствовал потребность что-нибудь сказать ей, но при этом у меня было только одно желание, чтобы мое прикосновение к ней длилось как можно дольше, и это желание мешало мне довериться ей и раскрыть свои чувства. Но потом я вспомнил, что она порекомендовала мне прочитать летом на каникулах, и я не придумал ничего лучшего, как помянуть Animal Farm и спросить ее, почему она выбрала именно эту книгу. «Ах, Кристиан», — сказала она опять, со снисходительной улыбкой на устах: «Было бы лучше, если бы вы сами догадались об этом». Я был близок к тому, чтобы извиниться за свой вопрос, потому что понял, что превратил ее в этот момент в свою учительницу, признал ее авторитет, которым она пользовалась в классе; но здесь мой вопрос имел совсем другой смысл, и моя рука на ее плече приобретала в этой ситуации совсем иное значение, чем где-либо в другом месте, здесь Стелла могла понять мою руку как попытку успокоить ее, и она терпела мою руку, когда та заскользила по ее спине; но вдруг она откинула голову и удивленно взглянула на меня, так, словно неожиданно почувствовала что-то или открыла для себя, чего совсем не ожидала.

Ты склонила голову мне на плечо, я не решался шевельнуться, не отнимал у тебя свою руку и только ощущал, как ты подняла ее к своей щеке и дала ей там замереть на какой-то миг. Каким изменившимся вдруг зазвучал голос Стеллы, когда она внезапно встала и вышла из хижины, направилась к берегу, где попыталась поднять нашу завалившуюся набок лодку, но не справилась с этим, а потом, после некоторого раздумья, взяла лежавшую там банку и принялась вычерпывать воду. Она вычерпывала так усердно, что не заметила огни, приближавшиеся к берегу, яркий свет носового фонаря нашей Катарины. Не мой отец, а Фредерик стоял у руля и подошел на Катарине так близко к берегу, что мы смогли дойти до катера по воде. Он помог нам подняться на борт. Он много не разговаривал, только когда я накинул Стелле свою ветровку на плечи, заметил: «Это поможет».

Ни слова упрека, ни облегчения, что нашел нас, молча выслушал просьбу Стеллы доставить ее к мосту, к отелю У моря, а меня он даже не спросил, хочу ли я вернуться домой или, может, тоже к мосту?

Стелла не просила меня проводить ее, само собой разумелось, что я пойду с ней, и в отеле она поступила так же, тем более что у стойки регистратора никого не было. Не колеблясь, она сняла почти с пустого щитка свой ключ, кивнула мне и пошла впереди меня к лестнице, а потом по коридору к своему номеру, выходившему окнами на море.

Я сел к окну и уставился в сумеречную даль, пока она переодевалась в ванной комнате, включив предварительно радио, она подпевала Рэю Чарли. На ней был ее тоненький голубенький пуловер с воротником под горло, когда она снова появилась, она сразу подошла ко мне, провела по моим волосам и наклонилась ко мне, пытаясь поймать мой взгляд. Нашу