Минотавр - [3]

Яаков: Мое отношение, как вы только что отметили, не является результатом личного опыта. Мне кажется, что я могу кратко выразить свой ответ словами, слышанными мной от деда. О жизни моих соплеменников в христианских странах он сказал мне: евреи были экзаменом, который христиане не сумели выдержать.

Этьен Сонье: Я не понимаю. Поясните, пожалуйста.

Яаков: Видите ли, дело довольно простое. Человеку предоставляется неограниченное число возможностей отреагировать на сложные обстоятельства. Он может ответить низко или благородно, трусливо или мужественно. Ведь так? Эти качества мы называем естественными человеческими качествами. Мы говорим, например, что естественно, что человек терпеть не может чужаков и относится к ним с подозрением. Это называется ксенофобией. Эта ненависть к чужакам здесь, в Париже, прекрасно вам знакома. Иногда это отношение выражается в нетерпении официанта по отношению к американскому туристу. Только пока дело касается американцев, все не так страшно. Он всего лишь турист, который скоро уедет; и он принадлежит к великой нации, богатой и влиятельной. Но когда речь идет о еврее, который постоянно живет среди других народов, еврее, которого не защищает правительство и которого местные и прочие власти бросают на произвол беззакония, тогда совсем другое дело. Если о грубости официанта по отношению к американскому туристу можно сказать, что у такого-то официанта лопнуло терпение, то о массовой резне евреев при поддержке закона простым объяснением не отделаешься. В этом случае похоже, что мой дед был прав, когда сказал, что евреи были экзаменом, и христианский мир этого экзамена не выдержал. Жертвы были беспомощны, нападающие были могущественны. Выходит, имело место в некотором смысле свинство, не так ли?»[9]

Проблема взаимоотношения евреев диаспоры с другими народами, казалось бы, не должна была волновать последовательного «ханаанца», но она не может не волновать еврейского писателя. И Таммуз мучается, пытаясь осмыслить эти отношения, и даже, будучи во всем светским человеком, вновь и вновь обращается к первоисточнику, к Торе. Оттого и герой его, израильтянин Яаков, неотторжим от праотца Иакова, а тот, как известно, боролся с ангелом (Бытие, гл. 32) и получил имя, ставшее именем целого народа:

«Не Яаков, а Израиль имя мое. Ибо нас Ты избрал и нас Ты освятил среди всех народов[10]. Подписанный договор и явно данное обещание.

Только что же? С тех пор у других народов осталось не более двух-трех возможностей, которыми они могут отреагировать на эту действительность, суть которой выражена ее Творцом. Возможность первая: Признать выбор Всевышнего и принять его на себя. В тот момент, как я, потомок Израилев, сказал „я“, они стали „ты“, которое с изумлением и недоумением взирает на мою лучащуюся сущность. Все, что им остается сделать, это попробовать соединиться со мной (несмотря на то, что я заявляю во всеуслышание: „прозелиты Израилю хуже горькой редьки!“[11], совершенно так же, как Ротшильдам всякий человек, сватающийся к их дочерям, казался прохвостом, зарящимся на их миллионы) либо признать мое господство и считать себя — на веки вечные — ниже, чем я.

Возможность вторая: не признавать этого выбора и считать нас, евреев, то есть сынов Израилевых, кучкой наглецов — или безумцев — и совершенно равнодушно предоставить нас самим себе и нашему бреду, пожав нам в ответ плечами.

Но есть и третья возможность, и именно ее избрали народы, которые сталкивались с нами при жизни, когда мы суетились у них под ногами: видеть в нас посягающих на господство, узурпировавших Бога и Его создания и требующих для себя больше, чем ближний готов нам дать. В соответствии с человеческой природой из подобной оценки следует лишь один вывод: бей их, евреев, чтоб знали свое место.

Приходится признать, что автор 32-й главы Книги Бытия не мог предугадать, что последует из его слов…»[12].

Те же проблемы продолжают волновать Таммуза и в романе «Минотавр», который, как это было принято у писателей и поэтов из группы «Кнааним», весь замешан на мифологии, преимущественно еврейской, но и греческой. Этот роман выражает раздумья автора о духовном пути государства Израиль, о связи его культуры с еврейской религиозной традицией и с европейской культурой. Будучи противником религиозного образа жизни, Таммуз не мог не любить того, что на сторонний взгляд можно назвать иудейскими мифами. Ведь идеология «ханаанцев» крепко держалась за библейские истории, когда противопоставляла экстерриториальному, не укорененному ни в какой почве иудаизму полинациональную культуру Плодородного Полумесяца, а в более современном и узком смысле — культуру Средиземноморья. Лидером в этой полинациональной культуре должна была стать нация «иврим», возникшая на Земле Израиля в эпоху сионизма. Вот как писал об этом Йонатан Ратош в 1938 году[13]:

«Когда мы читаем „вот родословие Иакова“, это надо понимать так: вот история царствующего племени среди потомков Авраама-иври. Когда мы читаем о споре за первенство сынов Иаковлевых, это надо понимать как спор за первенство между коленами в царствующем племени. И когда мы читаем о том, как древние племена пытаются сбросить иго Израиля и даже поработить его самого, это надо понимать так, что они пытаются бунтовать и воевать против его гегемонии среди племен и народов, ведущих происхождение от праотца Авраама и подчиняющихся Израилю… Праотец Авраам был главою. Авраам-иври был тем, кому явился Всемогущий Бог и избрал его, чтобы дать ему в наследие Землю Израилеву, сделать его отцом многих народов и поставить царями его потомков, заключить с ним завет, объединяющий в себе религию и царство».