Минос, царь Крита - [69]

Кровавая пелена поплыла у меня перед глазами.

Пусть он подавится своей правдой!

Раздавлю гада!

— Разве так должно поступать самому справедливому из царей? — с издевательской улыбкой заметил Дедал.

Я поспешно перехватил свою, уже готовую нанести удар, руку за запястье и сжал до боли, пытаясь отрезвить себя.

— По какому праву ты хочешь убить меня? Разве я совершил преступление на Крите, царь? Или сыновья богов могут забыть о законе? Тогда почему, когда сын Зевса Радамант убил человека, — ты приговорил его к изгнанию? — ехидно улыбался Дедал, глядя мне прямо в глаза.

Он и об этом знает правду? Законы брата моего, Радаманта, казались мне более совершенными, чем собственные. Потому я и не стал препятствовать его решению покинуть Крит, после того, как гепет Эндий был случайно убит Радамантом на охоте. Брат был мудр и прозорлив, он давно понимал, что у меня на душе. Я вновь услышал его слова, еще более страшные оттого, что они были сказаны ласково и успокоительно: «Конечно, ты можешь очистить меня от нечаянного кровопролития, Минос. Но зачем мне испытывать судьбу? Ты хочешь быть единственным великим и мудрым государем на Крите. И ты можешь быть им. Киклады велики — я уеду на любой из островов, дабы насаждать там законы великого анакта Миноса. Мы расстанемся как братья, сохранив приязнь межу собой. И когда нас будет разделять виноцветное море, мне будет легче признать твое старшинство». «Я полагал, что хорошо скрываю свою зависть к твоему уму,» — попробовал улыбнуться я. «Не тебе одному стал тесен этот остров, — произнес Радамант. — Мне тоже.» Я молча кивнул и не стал переубеждать брата. Если бы мне хотелось, чтобы Радамант оставался подле меня, разве не нашлось бы у меня слов удержать его?

Я пристально вгляделся в лукавое лицо Дедала:

— Можно выдать тебя Кекропу. На Афинской земле ты совершил преступление, достойное смертной казни.

— Думаешь, я буду молчать о том, что стало мне ведомо на Крите, безупречный?

Он поймал меня искусной сетью. Не вырвешься. Он понял, что сила на его стороне, и продолжил уверенно:

— Тебя не обольстишь, царь. Но я знаю, чего ты боишься. Предлагаю мену. Ты — укрываешь меня, я — молчу!

Я с трудом перевел дыхание, заставив Миноса взять верх над пробудившимся в моей душе Минотавром. Выдавил из себя:

— Хорошо.

И, не оборачиваясь, вышел из мастерской карлика.

У меня еще были некоторые сомнения в правдивости слов Дедала, и я спросил о своём роде Инпу. Тот всё подтвердил и даже явил мне во сне ужасного Муту, чья пасть от неба до дна моря поглощала все живое. Мой настоящий отец показался мне сродни свирепому Кроносу, пожиравшему своих детей. И после того моя любовь к Зевсу, принявшему меня, изгоя безродного, на колени, обласкавшему, удостоившему царства, стала еще крепче.

Я рассказал Асклепию все, не утаив ничего из разговора с Дедалом. Слишком доверял ему, слишком любил его, чтобы лгать. Тот внимательно слушал, покусывая губы. Не перебивал. И лишь нервно потрогал пальцами глубокий шрам от собачьих зубов на своей правой руке, когда я упомянул имя Инпу — египетского владыки Путей мертвых.

— Ты знаешь Инпу? — догадался я, — Это он чуть не откусил тебе руку?

— Знаю. Я учился у Анубиса, которого ты зовешь Инпу, искусству сохранения трупов. И не только, — он улыбнулся — не то виновато, не то лукаво. — За что он меня и укусил.

— Ты пытался оживлять покойников? Это он сказал, что покарает тебя смертью?

Асклепий молча кивнул.

— Но как ты посмел нарушить запрет богов?

— Запреты меня не остановят, Минос. У меня во всем мире только один враг: Танатос-Смерть. Я борюсь с ним всю свою жизнь. Я искал способа победить его — у Анубиса в далекой Та-Кемет, у Деметры в Элевсине; я спрашивал о путях возрождения у Диониса, который погибает и возрождается. Но только твой путь, Минос, оказался мне понятен настолько, что я смог его повторить. Думаю, наши души — две половинки единого целого, разбитого в древние времена. И, думаю, если ты поделишься знаниями, я смогу и дальше ходить этим путем без посторонней помощи.

Он просто искал знания. А я… мне стало досадно от собственной глупости. Что заставило меня надеяться на взаимную любовь с Асклепием? Сыновья смертных в моем возрасте уже старцы, умудренные жизнью, а я так и не научился понимать живых! Сын Муту!!!

— Только поэтому ты столь гостеприимен ко мне? — невесть зачем переспросил я. Мне так хотелось, чтобы он солгал!

— Да, — потупил глаза Асклепий.

Как горько! И все же, это лучше сладкой лжи. Да будет так! Я совладал с собой.

Заставил себя посмотреть ему в лицо. Он все еще не пришел в себя от путешествия в Аид и выглядел больным и измотанным. Я вдруг понял, чем рисковал мой возлюбленный, отправляясь в столь чуждое ему царство смерти. Не был божественный врачеватель моей половинкой — он предавал себя, становясь на эту тропу!

— Асклепий!!! Не ходи этими путями! — схватив его руки, прошептал я. — Они прокляты Зевсом и Аполлоном, нашим владыкой и отцом твоим.

Асклепий упрямо покачал головой, и я понял, что он не свернет с избранной дороги.

— Смерть — часть жизни, Минос. Но мне дано знать только одну половину пути, тебе — только вторую. А возрождение несет тот, кому известны обе. Ты должен научить меня, Минос! Прости, что я пытался познать твою душу тайно, как вор и насильник. Разреши мне…