Минос, царь Крита - [68]

— Хоть вот такую.

Дедал посмотрел, как фигурка косится и падает на бок, цепкими пальцами мастерового уложил её. Получилось, что глиняные ножки фигурки оказались подтянутыми к животу, а ручки прижаты к груди. Дедал лишь слегка согнул глиняную шею человечка, отчего его голова уперлась в колени. Меня передернуло. В такой позе у нас, в гробах-ларнаксах, хоронят мертвецов. Намек на труп был мне неприятен.

— Или такую.

— Может, так и надежнее, но первый человечек мне больше нравится. Глина просто слишком жидкая.

Дедал хитренько блеснул глазами.

— Ты ведь понял её суть, царь. Сразу. Но упрямо пытался сделать из неё живое. А она принадлежит мертвому. Из неё можно сделать мертвое. Для живого нужна другая.

— На кладбище ты её, что ли, накопал? — я сдвинул брови, охваченный негодованием.

— Да, — Дедал пристально посмотрел на меня своими маленькими красными глазками.

— Зачем? — выдохнул я, борясь с подступившим к горлу возмущением и отвращением. Поспешно вытер руку о гончарный круг.

— Проверить, почувствуешь ты или не почувствуешь? — сказал он и добавил удовлетворенно: — Почувствовал.

Меня передернуло. Неприятно знать, что кто-то видит тебя насквозь.

— Моя мать была жрицей, Дедал. Я многое от неё перенял. Отчего бы мне не почувствовать?

— Почему ты оправдываешься? Ты владеешь великой силой и можешь обратить её против врагов твоих и во славу царства своего. Можно подумать, ты стыдишься своего дара.

Очень метко. Точнее не скажешь. Именно стыжусь!

— Он служит только разрушению. Я хочу созидать, Дедал.

— Всё опять повторяется. Ты принадлежишь смерти, Минос. Чтобы созидать — нужен другой царь. Ты послан в этот мир разрушать, повелитель, что у тебя отменно получается. Ты рушишь старые законы. Ты низвергаешь старых богов. Но доволен ли ты почтением, которое критяне оказывают Зевсу? Исполняются ли в селах и городах Крита законы, что ты повелел начертать на скрижалях и возглашать по всем городам?

Разумеется, и тут Дедал был прав. Я давно подозревал, что мне дано знать тайны смерти. Все в ней было для меня просто и понятно. Уж не знаю, от каких темных богов досталось мне это знание. Я сродни быкоголовому Минотавру. Запряженный в плуг бык разрушает целину, рыхлит землю для зерна. Но если пустить его на зазеленевшие всходы — потопчет, пожрет, помнет и заваляет. Вряд ли на том месте соберут урожай.

Секреты жизни я постигал с трудом.

— Я давно смотрю, как бродишь ты по ночам, без цели. Но куда бы ты ни шел, путь твой всегда сводится к одному, — продолжал Дедал скрипучим, неприятным голосом. — Вот к этому. Скажи, тебе это знакомо? Что это значит?

Он грязным, с обломанным ногтем пальцем начертил на полу двойную спираль, закрученную в разные стороны.

— То же, что и лабрис. Смерть и возрождение. Ну и что? — ответил я.

— То, что ты всегда проходишь только половину пути, — он ткнул пальцем в ту часть узора, что змейкой свивалась влево. — Это — дорога только в одну сторону. Путь смерти. Второй половины тебе знать не дано.

Меня охватил гнев и стыд.

— Ты хочешь знать — почему? — спросил Дедал, не обращая внимания на то, что я залился краской. — Ты не такой, как все. Ты — изгой из рода своего, ушедший от матери своей и отца своего.

— Отца? — искренне удивился я. И попытался вспомнить, когда хоть раз поступил против Зевса.

— Что ты знаешь о Муту, сын зевсовых колен?

— Кто такой этот Муту? И почему ты говоришь, что Зевс не мой отец, а лишь принявший меня как сына? — я был так удивлен, что даже не мог сердиться.

— Потому, что я знаю, мой царь, — ответил Дедал. — И мне ведом Муту — бог смерти в Ханаанских землях, откуда родом твоя мать. Он — твой истинный отец. Ведь мать твоя блюла обычаи своих земель. И прежде, чем быть просватанной, она отправилась в храм Ашторет и сошлась с тем, кто выбрал её. Владыка смерти Муту прельстился красотой Европы. Его семя проросло в чреве твоей матери. Она была в тягости, когда Зевс похитил её. Но его вполне устраивал ты с твоим даром сеять смерть и разрушение вокруг себя. Так что, во избежание пересудов, Зевс просто назвал тебя своим сыном.

О, боги!

Я с трудом перевел дыхание, и тут ярость вырвалась из оков изумления. Не вспомни я о быкоголовом — убил бы на месте мерзкого карлика!

— Ты лжешь, афинянин! — воскликнул я, вскакивая. И, не сдержавшись, ударил его кулаком по лицу. Он невозмутимо размазал большой ладонью кровь и глину по щеке и произнес:

— Гневаешься — значит, знаешь, что я прав. Не знаешь, так догадываешься. Посмотри на себя — разве в твоем облике есть хоть что-то, что напоминало бы Зевса?

Он выпрямился и, нависая надо мной, продолжал, будто гвозди вколачивал:

— По праву рождения и крови ты — царь мертвых, не живых! Великое предназначение предстоит исполнить тебе, сын великого бога! Но путями жизни ты не ходил и не будешь ходить никогда. Зевс избрал тебя потому, что ему хочется утвердить свою власть в чужих владениях — на земле Посейдона. А для этого нужно уничтожить тот мир, который был создан здесь Посейдоном и Бритомартис, населить остров иным народом. Только для этого он и поставил тебя царем над Критом. И, выполнив свою работу, ты уйдешь в небытие, потому что для созидания ты Зевсу не нужен. Ты отрекся от рода своего. И возрождения тебе не будет!