Минная гавань - [78]

Настал день отъезда. Захар больше уже не мог ждать. Он отправился в библиотеку, решив объясниться «сейчас или никогда». Ирина в комнате была одна. Захар подошел к столику, за которым она сидела, и тяжело опустился на стоявший рядом стул. Она поздоровалась кивком и продолжала перебирать регистрационные карточки.

— Так вот какое дело, — начал Захар, от волнения теребя в руках фуражку. — Я уезжаю. Может так случиться, что мы никогда больше не увидимся. Но мне тебя очень больно терять…

Она слушала его с напряжением, не поднимая головы и не перебивая.

Захар помолчал, собираясь с мыслями, потом положил свою ладонь на ее руку:

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Только ты…

Ирина ответила не сразу, будто оценивая все сказанное им на искренность. Высвободив руку, подняла на него печальные глаза:

— Нет, Захар. — Слабая улыбка скользнула по ее губам. — Если я прежде не нужна была, то сейчас — тем более. У меня сын. А родного отца никто ему не заменит.

— Ты не права. Кирюшка привязался ко мне. И я люблю его, как родного… — Захар тяжело вздохнул. — Понимаю. Тебе невозможно забыть Семена. Память о нем и для меня свята. Только его не вернуть… Но должны же мы думать о будущем!

— Я уже подумала, Захар. Будет лучше, если мы просто останемся хорошими друзьями.

— Другого ответа не будет?..

— Нет.

Захар какое-то время сидел без движения, отрешенно глядя, как она перебирает карточки. Потом шумно вздохнул, поднялся.

— Значит, прощай… — Он слегка поклонился и быстро вышел.

До отправления поезда оставалось несколько минут, В одном купе вместе с Ледорубовым разместились Олег Стыков и Савва Лещихин. Друзья были в новенькой форме, на плечах — мичманские погоны. Оба держались с достоинством, хотя и несколько скованно: не привыкли еще к своему новому положению.

Ледорубов затолкал чемоданы под нижнюю полку и вышел в тамбур покурить. Строгая проводница уже выгоняла из вагона провожающих. Ледорубов равнодушно глядел, как люди торопливо расцеловывались, махали друг другу, что-то кричали. Докурив сигарету, он поискал глазами, куда бы выбросить окурок. Урна стояла неподалеку.

Захар сбежал по ступенькам на перрон, швырнул окурок. В это время поезд лязгнул вагонными сцепами.

— Товарищ офицер, — всполошилась проводница, — поезд отправляется.

Схватившись за поручень, Ледорубов вскочил на подножку. Последний раз скользнул взглядом по толпе провожающих. И в это мгновение увидел Кирюшку. Мальчик бежал вдоль вагонов, глядя на окна. Пальтишко на нем было расстегнуто, едва засунутая в карман вязаная шапочка с помпоном вот-вот выпадет…

А поезд уже медленно и неотвратимо набирал скорость.

Кирюшка наконец увидал Захара, радостно замахал, но тут вдруг споткнулся и по-детски неловко шлепнулся наземь.

Захар, не помня себя, выпрыгнул из вагона. Подбежав к малышу, поднял его и прижал к себе.

— Не уезжайте, дядя Захар, не уезжайте… — твердил Кирюшка, и две крупные чистые слезинки скользнули по его щекам.

— Ничего тут не поделаешь, родной ты мой, служба, — растроганно успокаивал мальчика Захар, чувствуя его легкое дыхание и тот невообразимо приятный запах, какой может исходить только от ребенка. — Но я обязательно вернусь.

Захар, наверное, отстал бы от поезда. Но кто-то рванул ручку стоп-крана и вагоны, заскрипев всем своим железным существом, начали останавливаться.

Учтиво кашлянул появившийся за спиной Ледорубова Стыков. Осторожно, с болью в душе, Захар отцепил от себя детские руки.

Поезд снова тронулся. И вскоре приморский городок, а вместе с ним и Минная гавань остались позади.

Ледорубов не слушал, что ему рассерженно выговаривала проводница. Все мысли, чувства и надежды Захара вновь обращались к Ирине. Подумалось: быть может, Кирюшка уже решил по-своему их судьбу…

КОМАНДА НА ПОГРУЖЕНИЕ Повесть

За стволами деревьев начали проступать островерхие, выложенные черепицей крыши одноэтажных финских домиков. Тропка вывела Аркадия Заварова на шоссе. И вскоре улица небольшого приморского городка встретила его привычными в этот тихий час звуками и запахами. Где-то за ближним штакетником, утопавшим в зарослях акаций, жалостливо повизгивала пила, чуть подальше дребезжала и всхлипывала колодезная колонка, из которой брали воду. Пахло горьковатым осиновым дымом и копченой салакой.

Аркадий забеспокоился. Копченую рыбу он любил. Тут же сообразил, что надо бы этой копчушкой малость разжиться, а также прихватить в ларьке бутылочку киндзмараули, если его не расхватали еще со вчерашнего завоза.

Возвращаясь со службы домой, он искал способ скоротать сегодняшний ничем не занятый вечер. И способ такой был найден. Нащупав под скомканным носовым платком в кармане пятерку — все, что осталось до следующей получки, — решительно повернул в сторону городского базара. Это был всего лишь маленький дворик, втиснувшийся меж домами и как бы с трудом потеснивший своим небрежно сколоченным забором густую зелень палисадников. В центре его, под навесом из почерневшей дранки, стояло несколько сомкнутых столов, за которыми лениво переговаривались пожилые женщины из соседнего хутора. Они на минутку приумолкли, наметанным глазом оценивая появившегося покупателя, и, определив, что он пришел не ради их молока и творога, продолжили разговор. Особняком от них, с краю прилавка, разместилась со своими цветами и ранней картошкой третья хуторянка. Это была Берта, девушка лет двадцати пяти. За ней, по убеждению Заварова, небезуспешно волочился штурман Гриша Сердюков, с которым Аркадий служил на подводной лодке и делил на берегу холостяцкую комнату.