Минная гавань - [18]

— Разрешаю, — ответил Захар, едва сдерживая улыбку. Лейтенант ему все-таки понравился.

Выйдя из рубки, Ледорубов столкнулся с пожилым, невысокого роста, полноватым мичманом.

— Виноват, — сказал он, почтительно уступая Ледорубову дорогу, и представился: — Боцман Глушко.

— А по отчеству? — спросил Захар.

— Семен Потапович, — отвечал мичман, стараясь держаться перед новым начальством более солидно. — С командиром, значит, тезки мы.

— Очень приятно, Семен Потапович. — Захар доверительно тронул его за рукав. — Вот вас-то мне и надо. Хотелось бы посмотреть ваше заведование более основательно. С вашей помощью не мешало бы и людей поближе узнать.

— Всегда рад! — Глушко выпрямился, стараясь подобрать свой кругленький, выпиравший из-под кителя живот.

Они пошли по палубе: Ледорубов впереди, боцман чуть поотстав. Семен Потапович давал пояснения коротко и четко. Несмотря на его некоторую скованность, он вовсе не производил впечатления человека робкого или подобострастного. Ледорубов предположил, что боцман, вероятно, относится к тому типу людей, которые больше показывают себя на деле, чем на словах. Судя по тому, как на него с уважительной опаской поглядывали матросы, можно было догадаться, что характер у боцмана далеко не мягкий.

— Красочки шаровой мало осталось, — жаловался боцман Ледорубову. — А экономить без толку тоже не приходится. Коробочка наша красивой должна быть, как яичко на пасху.

С полубака спустились по трапу на шкафут. Из открытой в надстройке двери, где помещался камбуз, распространялся аппетитный запах. У плиты громыхал бачками высокий, белобрысый матрос в белоснежной куртке и высоком поварском колпаке.

— Это наш чудодей Волдынь Балодис, — не без гордости пояснил Глушко. — До службы работал по высшему разряду в рижском ресторане «Стабурагс». Такого кока на всей бригаде не сыскать. Он такие блюда готовит, что собственный язык проглотить можно.

Ледорубов перешагнул через комингс камбузной двери.

— Как дела на Олимпе? — поинтересовался он, оглядывая просторное помещение.

— Как у всякого божества, — тут же нашелся кок, по-латышски мягко выговаривая слова. — Лишь мой жертвенник разгорится, — он лукаво кивнул на плиту, — как морячки молиться мне начинают, чтобы суп не пересолил.

— А случается?

— Пока ни разу, товарищ капитан-лейтенант. Но все боятся, чтобы не влюбился. Тогда не гарантирую.

— Посмотрим, посмотрим, — нахмурившись, неопределенно сказал Захар и подумал: «Уверенно держится. Видимо, как и всякий хороший специалист, цену себе знает…»

Боцман предостерегающе зыркнул на своего любимца, — мол, разговорился некстати… Тот с хитрецой поджал губы и принялся, виртуозно орудуя ножом, резать морковку.

Отпустив боцмана, Захар направился к машинному отделению. Рослую, крепко сбитую фигуру механика он увидал еще издали. Тот расхаживал перед строем из пяти моряков и что-то растолковывал им.

— А, старшой! — приветливо сказал он, протягивая Ледорубову свою широченную ладонь. — Отправляю вот команду на строительство.

— Какое еще строительство? — спросил Захар, недовольный тем, что механик продолжал называть его «старшой».

— Как какое? — Механик расплылся в снисходительной улыбке. — Ах да, ты ведь не знаешь еще… Мы собственными силами строим свинарник, а комбриг распорядился выделять с кораблей на это дело свободных людей.

— И в каком количестве?

— Вообще, по одному с каждого тральщика. Но майор Заставец, это наш командир береговой базы, попросил подбросить ему людей побольше. — И, склонившись к Ледорубову, доверительно продолжил: — Нужный человек, за ним не пропадет…

— Наш командир знает об этом?

— Я же был за старшего, решение принимал самостоятельно.

— Разве у нас у самих нет работы? Боцман говорил, у него людей и так не хватает.

— А, верь ты ему, старшой, больше. Какой же боцман не жалуется, что у него мало людей, чуть-чуть осталось краски и совсем нет ветоши?

Матросы понимающе заулыбались, прислушиваясь к разговору офицеров.

— Словом, так, — жестко сказал Захар, отозвав механика в сторонку. — Одного человека — на берег, четверых — на покраску бортов.

— Добро, старшой, — согласился Зубцов. — Стоит ли из-за этого спорить?

— Я и не собираюсь с вами спорить! — Ледорубов еле сдерживался, чтобы не отругать механика. Казалось, Зубцов нарочно не замечает той неприязни, с которой начинал относиться к нему Ледорубов.

Механик сокрушенно покачал головой — за что, мол, обижаешь, старшой, — и отправился выполнять распоряжение.

Освободившись, он снова подошел к помощнику и небрежно осведомился:

— Теперь топаем в машину?

— «Топаем». — Захар с явной иронией повторил покоробившее его слово.

Когда они, спустившись в машинное отделение, остались наедине, Захар сказал:

— Давайте, Александр Степанович, условимся раз и навсегда: при подчиненных вы обращаетесь ко мне официально, в крайнем случае — по имени и отчеству. Тет-а-тет можете меня называть кем угодно!

— У нас так принято, — смутившись, начал оправдываться Зубцов. — В этом нет ничего такого…

— Простите, — перебил его Ледорубов. — Я вас прошу правильно понять меня. От этого зависит элементарный порядок на корабле. Неужели не ясно?