Минная гавань - [16]

Ирина вспомнила, как на этом самом месте ее впервые в жизни поцеловали. У Захара были жесткие губы и крепкие руки. В ту ночь, вернувшись домой, она долго не могла заснуть… Думала только о нем. Если бы ей сказали тогда, что кто-то может быть счастливее ее, она бы ни за что этому не поверила. Захар стал для нее самым дорогим человеком.

Когда ненастной осенью Захаров тральщик надолго ушел в море, Ирина места себе не находила. Она скучала, нервничала и, как уверяли подруги, дурнела лицом. Весь смысл ее жизни теперь заключался в ожидании встречи с любимым человеком. Ирина представляла себе ночное ревущее море, нескончаемый дождь, ветер и его, вцепившегося в поручни на ходовом корабельном мостике. Он, вероятно, промок до нитки, нечеловечески устал… И как-то на ум пришло даже: а что, если корабль, не устояв перед ураганом, в это самое мгновение идет на дно?.. И его, самого дорогого, единственного, уже нет на этом свете?.. Ирина замирала от страха. Прислушиваясь к завываниям ветра, она, будто заклинание, шептала, как когда-то ее мать, сокрушавшаяся об ушедшем на фронт отце: «Господи, только не его…»

И однажды поздно вечером кто-то настойчиво постучал в окно. Набросив на голову платок, Ирина вышла на крыльцо. Захар был в мокром плаще, в забрызганных грязью сапогах.

— Прости, но я не мог дождаться утра, — сказал он, устало и виновато улыбаясь обветренными губами, — только что пришли с моря.

Ирина порывисто кинулась к нему, обхватила за шею, плача и целуя в щеки, в подбородок, в губы…

Когда они вошли в комнату, Ирина заметила, как Захар смущен, растерян, непривычно робок. Возможно, оттого, что впервые очутился у нее дома.

«Теперь он мой, — решила Ирина. — Никому его не отдам…»

Захар остался у нее до утра. Первая в ее жизни, самая счастливая ночь… Что бы ни было потом, Ирина не стыдилась ее…

А спустя неделю Захар уезжал в Ленинград, куда получил назначение по службе. Договорились, что через месяц или два, как только устроится на новом месте, он непременно вернется и навсегда заберет ее.

В тот же день вместе с Захаром городок покидал и Семен Пугачев. Его посылали учиться на командирские курсы.

Ирина ждала Захара. Но прошел обещанный месяц, другой, и год миновал… Почтальон все реже заворачивал к ее дому, да и письма Захара становились все короче и сдержанней. А потом и таких не стало. Ирина собралась было поехать к нему, но, поразмыслив, решила, что ничего уже не сможет изменить. Видно, Захару стало совсем не до нее…

Много слез пролила она ночами в подушку. Ирине казалось, что жизнь потеряла для нее всякий смысл. Она давно уже не ходила на танцы, сторонилась подруг. Единственное, чему не изменила, это своей давней любви к книгам. Читала много, неистово, точно стараясь во множестве человеческих судеб отыскать утешительную аналогию своей неудавшейся любви.

Ирина с надеждой поглядывала на календарь, висевший у нее в комнате над письменным столом. Все меньше было в нем незачеркнутых цифр, оставшихся до того дня, когда она смогла бы навсегда оставить этот городок. Кончался срок, который она после окончания техникума обязана была отработать по распределению как молодой специалист. В далекой Пензе остался родной дом, где с нетерпением ждали ее возвращения мать, отец, друзья детства и где она надеялась начать жизнь сначала.

Семен Пугачев вернулся на свой корабль после курсов незадолго до того, как в заветном календаре была перечеркнута рукой Ирины последняя цифра. Не знал Семен об этом приближающемся последнем дне. Почти каждый вечер он наведывался в библиотеку, набирал целый ворох журналов и принимался их не спеша перелистывать. Настойчиво ждал, когда Ирина освободится. Потом провожал ее до самого дома.

Видимо, догадывался Семен, что творилось на душе у девушки. Они разговаривали о чем угодно, только не касались одной запретной темы — не упоминали о Захаре. У крыльца Семен, как всегда, сосредоточенно морщил лоб, глядя на часы, и торопился проститься, точно все еще боялся оказаться лишним…

И вот настал день ее отъезда: упакован чемодан, куплен билет до Пензы. Прежде чем отправиться на вокзал, Ирина присела на краешек стула, как и заведено перед дальней дорогой. С грустью оглядывала она опустевшую комнату. Комендант уже загодя постарался, чтобы отсюда вынесли всю казенную мебель. И вдруг до боли, до слез эти голые стены показались ей родными и близкими, будто она здесь родилась и провела всю свою недолгую жизнь…

Дверь без стука распахнулась. На пороге появился Семен Пугачев. Постояв минуту, как бы ожидая приглашения войти, он сделал несколько тяжелых шагов навстречу Ирине. Она поднялась перед ним, смущенная и растерянная, как бы застигнутая врасплох за каким-то нелепым, предосудительным занятием.

— Вот, уезжаю, — сказала она, вымученно улыбаясь.

Пугачев молча глядел на нее.

«Милый, добрый Семен… — впервые с нежностью подумала она о нем. — Какие мы оба несчастливые…»

— Не могу этому поверить, — глухо выговорил Семен.

Не зная зачем, она вынула из сумочки билет на поезд и показала его Семену. Он взял этот билет и тут же, обстоятельно и спокойно, как умел все делать в жизни, порвал его на мелкие кусочки. Ирина охнула и опустилась на стул.