Минная гавань - [100]

Разговор с Бутковым поставил в путанице неясных догадок все на свои места. Аркадий опять вспомнил, как в прошлый раз, когда он провожал Роксану, у ее дома им повстречался Бутков. Он тогда нарочито презрительно ухмыльнулся, она же сделала вид, что эта усмешка не имеет к ней никакого отношения. И спросила поспешно, будто упреждая Аркадия: что это за флотский тип так поздно шляется по хутору? Аркадий небрежно отвечал, что этот тип — старшина его команды, не придав никакого значения словам Роксаны.

«Неужели она вот так запросто умеет обманывать?!» — мучительно размышлял Аркадий, в то время как что-то в нем отчаянно сопротивлялось и требовало: иди к ней и поймешь ее, простишь… Но чем дольше он в нерешительности стоял на месте, тем больше понимал, что никогда уже не сможет переступить порог этого дома. Аркадий будто очутился на зыбком плоту, и, по мере того как этот плот неотвратимо и медленно отходил от берега, все меньше оставалось возможности перепрыгнуть через расширявшуюся полосу воды.

«Зачем я сюда шел?.. Куда теперь иду?.. Что мне надо?..» — уходя с хутора, казнил себя Аркадий, не в силах понять, что с ним происходит. Его ноги все норовили идти в противоположную сторону — туда, где его пока еще ждали. Временами он останавливался и с непонятным ожесточением глядел на дрожащие огоньки, пробивавшиеся сквозь густую, темную массу деревьев. Хотелось махнуть рукой на все сомнения, вернуться назад, и… будь что будет. Но воображаемый плот все дальше и дальше относило от берега.

Подходя к своему дому, Аркадий заметил, что на лавке у крыльца кто-то сидит. Вспыхивала красной точкой горящая сигарета. Аркадий догадался, что это Гриша. И его нисколько не удивило, что тот сидит здесь один в столь поздний час. Друг был нужен ему сейчас, как само спасение, будто уже заранее проведал о том положении, из которого Аркадий не видел выхода.

— Что, не застал дома? — спросил Гриша тем бесстрастным голосом, каким обычно спрашивают из учтивости, продолжая размышлять о чем-то своем.

— Застал, но не одну, — выдавил из себя Аркадий, тяжело опускаясь на лавку рядом с Пришей.

— Ну и что же ты?

— Ушел.

— Ну и дурак! — Гриша помолчал и вдруг предложил: — Хочешь, я пойду и набью морду тому, кто там у нее есть?

— Для чего? У меня ведь это все было всерьез, — признался Аркадий, — очень всерьез…

— Хм, разве ты собирался на ней жениться?

— Но почему же нет?! — зло выкрикнул Аркадий в какой-то мгновенной вспышке самозащиты и тут же сник перед очевидной невозможностью обманывать самого себя.

— Ты даешь… Ведь она два раза была замужем. Или ты не знал?

— Какое это имеет значение? — сказал Аркадий с грустью, как бы стараясь убедить товарища, что с Роксаной все теперь покончено и в душе ничего уж к ней не осталось, кроме сожаления, неприязни и горечи. И он чуть слышно проговорил: — Я думал, это царевна…

— Скорее всего, царица Тамара, — поправил Гриша и, невесело усмехнувшись, успокоил: — Не расстраивайся. Она тебя всерьез не принимала. Побаловалась от скуки.

— Какая пошлость!

— Ты думаешь? Это тебе только кажется, что любовь с ней закрутил ты. Она выбрала тебя еще прежде, чем ты ее. Остальное — детали, как говорят актеры, вживание в образ по системе Станиславского.

— Для чего это все? — изумился Аркадий, не понимая, почему его товарищ так зло и больно говорит. — Ведь нельзя…

— Отчего ж нельзя? — спокойно и ядовито возразил Гриша. — Это ее увлечение, все равно как стихи для тебя. У каждого свое хобби. Но замуж она бы за тебя едва ли пошла. Тебе нет еще двадцати трех, а ей уже тридцать два. Чувствуешь в ваших возрастах роковой поворот чисел? Она суеверна. Ты ее даже своей зарплатой не сможешь соблазнить.

— О чем ты говоришь?! — вспыхнул Аркадий, не желая понимать Гришиной иронии. — А если это была… — Он хотел сказать «любовь», но удержался, впервые испугавшись этого слова. Чем отвратительнее казалась ложь Роксаны, тем глубже он прятал в самом себе мучительное признание, что еще сильней любит эту женщину. Ему отчего-то стыдно было перед ней, будто не она, а он ее в чем-то обманул. Аркадий догадывался, что Роксана по-своему была несчастна.

— Раз не можешь обойтись так, как она с тобой, — серьезно посоветовал Гриша, — найди себе кого-нибудь попроще. А эту… пока не поздно, выкинь из головы.

— Хорошо тебе говорить, пока самого не касается. — Аркадий с усилием, как бы разгоняя дурные мысли, потер пальцами лоб.

— Эх, Аркашка, — Гриша своей сильной, доброй рукой обхватил Аркадия за шею и притянул к своему плечу, — тебе легче, у тебя была всего одна ночь… А что, если, как у меня, не одна?

— Тебе видней.

— Еще бы! Я вот сижу и думаю: подлец я или трус?

— Да ты что?

— Погоди… Знаешь, я привык обходиться по правилу: надо — так надо. Думал: знай лишь свою работу, а все остальное, как выйдет, само приложится. Очень это удобная штука — не размышлять над своими поступками. Ну, вот я… Служил на крейсере комендором. До этого тянул в Сибири провода, пил на собачьем холоду спирт, ценил дружбу хороших парней. И женщины у меня бывали, разные попадались… Был случай, пыталась одна женить на себе «запрещенным приемом». Не вышло у нее. А вот Берта только что сказала мне… Понимаешь, у нее будет ребенок. В первый раз я испугался, потому что она никогда еще не обманывала меня. Вот тот случай, когда стоишь нагим перед собственной совестью.