Минин и Пожарский - [21]

Шрифт
Интервал

Князь не сразу поверил, спорил. Но Хвалов уж больно потерялся и не ругался даже. Рукав у него и в самом деле прорезан и окровавлен.

Был допрос. Привели Семена к огню и к пытке. Семен повинился, назвал Обрезка. Тот повинился, назвал еще пятерых – одного стрельца смоленского.

И те винились. Говорили про Ивашку Заруцкого и какого-то монаха латинского, которому служат.

Допрашивали Семена перед войском, и он опять винился.

Дмитрий Михайлович у войска выпросил жизнь Хвалову. Отпустили и других людей. К изменам привыкли. А Пожарский был из князей прирожденных и привык на своем дворе сам судить. И Семена он отпустил.

Уже торопились. Известно было, что Карл Ходкевич идет на Москву с великим войском. Вышли из Ярославля с песнями. Скоморохов было великое множество. Шли они перед ротами, танцуя и играя на ложках. Прошли семь верст и ночевали. Не с усталости, а с того, что Миныч смотрел, не натерли ли хомуты коням шеи и не сбили ли люди ноги.

Утром встали пошли уже на Москву торопясь.

Иноземцы снова

Русский народ есть самый недоверчивый и подозрительный в мире.

Капитан Маржерет

Переяславль-Залесский стоял горелым. За высоким валом, на пожарище, расположилось русское войско. Надо было стоять осторожно – могли набежать польские и литовские люди.

Сюда к Дмитрию Михайловичу из города Архангельска приехал англичанин Шоу непрошенным.

Вез он с собою письмо; в письме было сказано, что послали его цезаря римского сенатор Андриан и английского короля комнатный дворянин князь Ортер Антон и что с ним будут дворяне и капитаны со своими людьми, всех человек семьдесят или восемьдесят.

Из Архангельска извещали, что Яков Шоу прислан от Сандомирского воеводы дочери, Марины.

Похоже было, что Шоу попал не туда, куда ждал, – хотел начать воевать, а пришлось ему вести переговоры.

Известно было, что и под Москвою бродят немецкие роты, ищут пристанища.

И что сам Яков Шоу капитану Маржерету товарищ, и что навстречу ему идет поручик Шмидт.

Приказано было немца поставить в деревне Кулакове и в Переяславль привести ночью, чтобы он полков не видал. Немца расспрашивали, сколько у него народу. В речах немчин не разошелся. Капитанов и ротмистров человек двадцать, а прочих людей человек до ста.

Августа в десятый день Яков Шоу был введен в Переяславль, в разрядную избу.

Князь Дмитрий Михайлович, бояре и воеводы давали ему руки сидя.

Грамоты от него приняли, и князь Дмитрий Михайлович велел ему сесть на скамейку и молвил, что речи выслушали, а грамоту переведут и ответ ему учинят.

Перевели грамоту, говорили по полкам, со стольниками и чашниками, и с дворянами из городов, и со всякого чина людьми. Советовались, надобны ли немецкие люди в наем или нет.

И всяких чинов люди говорили, что наемные ратные люди не надобны и верить им нельзя. Позвали Шоу опять, и Дмитрий Михайлович сказал наемнику:

– Наемные люди из иных государств нам не надобны. До той поры польские люди Московского государства были сильнее, пока государство Московское было в розни. Северные города были особо, а Казанское, Астраханское царства и понизовые города были особо же, а в Пскове был вор, а кто с вором рубился, за засеками сидели, звались остальцами. А ныне все Российское государство, видя польских, немецких и литовских людей неправду, узнав воровских людей завод, вместе собрались и у ратных дел поставили выборного всей Русской земли Козьму Миныча да меня, стольника и воеводу Пожарского. Оборонимся и сами Российским государством от польских людей, и без наемных рук. И дивимся мы, что приняли вы всех товарищей француженина Якова Маржерета, который Москву пожег, – кровь лил нашу, а теперь нам продается против своих друзей поляков. Так вы в Московское государство не ходите и себе своим приходом убытков не чините.

Посадили Якова Шоу в возок с верхом, закрыли кожами наглухо, чтобы не подсматривал, и отправили в Архангельск обратно. А дьяку Путиле, что был в Архангельске, послали грамоту с бранью за нераденье.

«И то учинил ты, дьяк Путила, нераденьем пьян. Вам бы тех иноземцев расспросить подлинно, а к нам без указу не отпущать. Преж сего и не в такое расстроенное время, при государях, о посланниках и гонцах и всяких иноземцах расспрашивали подлинно, а без указов к Москве не отпущивали».

И остались приезжие люди в Архангельске и отряды немецкие, бродящие вокруг Москвы, без службы.

А Конрад Буссов и пастор Бер голодали в то время в осажденном Кремле.

Разговор душевный

…страшно убо и бедно есть мирским человеком к священным вещам прикасатися… Или судити их, аще и согреших и то от бога истязан будет.

Стоглав

Ехали Миныч с князем Пожарским в монастырь Бориса и Глеба, что на реке Устье.

– Хороши луга, – говорил Козьма Миныч, – и не кошены. У монахов-лодырей, прости мое прегрешение, господи, мох на лугах.

– Труден, Миныч, подвиг монашеский, – сказал Дмитрий Михайлович. – Зато чтут Иринарха даже в иных землях. И человек он простой, сын крестьянский, из ближнего села Кондакова. Сильно чтут Иринарха. Сидит у него – я самовидец – в келье монах, был еретик, а Иринарх его обратил. А тот монах не простой, из знатных лузитанских людей, говорят, был другом Жигимунда.


Еще от автора Виктор Борисович Шкловский
Жили-были

«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.


Созрело лето

« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».


Самое шкловское

Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.


Гамбургский счет

Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.


Земли разведчик (Марко Поло)

Для среднего школьного возраста.


Памятник научной ошибке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Детские годы в Тифлисе

Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».