Миниатюры с натуры - [13]

КРАЕВЕДЧЕСКИЕ КАМЕНЮКИ

В своих путешествиях я как-то споткнулся о большой камень. Зацепившись ногой, остановился, рассуждаю: что это за каменюка такая? Почему она здесь торчит?

Оказалось, история каменюки не простая, отчасти смешная и отчасти грустная.

Когда-то давным-давно, лет тридцать, а может быть, и сорок тому назад, в речке Ворскле нашли два камня.

Потрогали, ощупали и признали — исторические. Легенда, была такая: один человек полез в воду и наступил пятками на что-то твердое. Пошатал-пошатал ногой — качается.

Что за диковина, думает, и начал то твердое руками вытаскивать. Вытащил, а там на первой каменюке выбито долотом: «Оля и Коля природу обнимали. Страдали», а на другой — «Вот были у кума пчелы…»

Эта надпись о пчелах и вызвала шум. Начали исследовать: кто написал и когда написал? Может, думали, в этой таинственной надписи «Вот были у кума пчелы…» таится до сих пор не открытое родоначалие полезно-медоносных насекомых, откуда происходят чудесные пчелки.

Словом, бросились в анализы. Создали исследовательский институт, во главе его поставили директора, двух заместителей — по научной и хозяйственной части. Штат утвердили в составе: старший научный сотрудник, младший научный сотрудник, референт по мокрым камням, референт по сухим камням… Секретарь, машинистка и три сторожа, они же и экскурсоводы: пальцем показывали, с какого места эти бесовские каменюки вытащили.

И вот случилось непредвиденное: новый сторож от теории перешел к практике. Ночью сторожил и потихоньку подбивал итоги: сколько государственных средств отнимают никому не нужные камушки…

Подбивал-подбивал и подбил — многовато! Решил утопить их, окаянных! Пусть возвратятся на свои старые места. Пусть лучше на дне лежат, чем впустую так много денег изводят!

Однажды сторож утром так и сделал — утопил каменюки.

Людишки, которые болезненно держатся за старое, отжившее, хотели и сторожа утопить.

За что хотели сторожа покарать? — вы спрашиваете.

Да так, как порой говорят, с дурного ума.

Пытались, говорим, обидеть честного человека, да не вышло.

Теперь на том месте и за те же деньги, что летели на бессловесную твердую породу, школу построили.

Пусть люди настоящей науки достигают!

КОЛЮЧКА

Вы знаете, какая неприятность эта критическая шпилька. Попасть в нашу колхозную стенную газету «Колючка» — большая беда. Волнует, даже за сердце берет.

Будь она неладна — я дважды попадал. И попал по своей вине — оплошал.

Мне нужно было наклонить маленькую стопку, а я с маху опрокинул большой чайный стаканчик. Ну, а Варя, наш колхозный художник, меня и разрисовала. Принципиальная девушка, не посмотрела на дружбу.

На витрине картина такая: вся наша бригада в горячую пору на поле пашет, сеет, один я в кустиках лечу мозоли. Лечу по новому рецепту — внутренним способом, пропускаю через губы небольшими дозами. Пропускаю и жалуюсь: маленькая посудинка! Не помогает! Не доходит до мозолей. Застревает в коленях… Нужно посудинку побольше. Вот такую… Вольешь — и аж до пяток достает!

Постоял я около художественной витрины, еще разок посмотрел, и что-то мне на душе горьковато стало.

Дьявольский рисуночек не выходил из головы до вечера. А когда лег спать, мне приснился рябенький поросенок.

«Это вы, Петя? — спрашивает. — Здравствуйте! Я вас сразу узнал. Это мы с вами вчера из одной лужи ужинали. Значит, помогла вам большая посудина? Дошло до мозолей?..»

Сплю я и переживаю: что это такое — даже поросенок и тот издевается надо мной…

Я, разумеется, сам себя не стану хвалить. Пусть люди скажут.

Не буду прибедняться: норму по вспашке или по севу я ежедневно выполняю…

Захочу да поднажму, таки Василия перегоню. Неважно, что нас на разных досках рисуют: Василия — на доске Почета, а меня… А все Варя, редактор той «Колючки», мне в сердце шпильки загоняет.

Вы знаете, что значит для меня Варя? Варя — все! Пусть отведет меня в сторону и скажет: «Петя, брось эти штучки!» — и Петя бросит.

За что же ты, Варя, так меня чихвостишь?

Запылало у меня на душе. Пылает и горит… Горит — не знаю, чем и погасить. Проезжаю мимо сельмага, смотрю — двери открыты. Заглянул в дверь — о-го-го! Есть чем душу погасить. На полочке густенько пол-литровые «огнетушители» стоят… А природа вокруг — хоть сам рисуй. Пташки поют, зеленеют колхозные поля, Телята и те подбрыкивают от удовольствия.

Давай, думаю, Петя, не задерживайся на природе. Заходи в сельмаг. Гаси, пока горит!

Забежал. Выхожу. Хлопцы спрашивают:

— Какую ты там, Петя, пташку поймал?

Показываю.

— О, подходящий гусачок! — говорят. — Ты как думаешь, Петя, индивидуально ему голову свернуть или с консультантом?

— Спрашивают хворого. Сам попробую. Не большое задание.

После этого мое сердце еще сильнее загорелось. Эх, думаю, чего ты, Варя, такая принципиальная? Я же тебя, Варя, уважаю, почитаю…

Завел я в сердцах трактор — и айда к Варе. Не доехал тридцати метров — столб остановил. Какой-то черт на дороге столб поставил.

Вот, скажем, чего сто́ит сухое дерево против техники? Дизель, например, в восемьдесят сил плюс сорок градусов. Какой это комплексный удар! Не только столб — дом упадет!

Столб, разумеется, упал. На весь колхоз шум-гам поднялся. Оправдали; нечаянно наехал. Поставили гуртом столб, на том дело и кончилось.