Миниатюры - [15]

— Ё-маё… Что же теперь будет?

— Ничего не будет! Все нормально! Придумали себе какие-то приметы… Все фигня! Завтра придет весна! … Весна не пришла и через две недели.

Носитель информации

— С заказами стало сложнее. Хотя, деньги все-таки идут, идут…

— Да-а… С заказами — это да. Это точно. Два мастера похаживали вокруг гранитной плиты, оглаживали ее со всех сторон, рассматривали вблизи, низко наклонившись, перебирали свои инструменты.

— Хорошая плита, друг, — говорил один. — Большая.

— Все равно, весь кодекс не поместится. Места мало.

— А мы — с двух сторон!

— А как же читать?

— Вертикально поставим, и тогда можно с двух сторон. Обходишь — и читаешь.

— Голова… И камня какая экономия выходит. Это выходит, вдвое меньше нам камня нужно будет. А плату мы получаем за каждый знак.

Хорошо. Они приготовились к работе, встав над плитой с резцами и деревянными молотками-киянками.

— А эти-то, которые на кирпичах глиняных пишут, утверждают, что письмо на камне себя изжило.

— Ну, глина, она же дешевле, конечно. Но наше — сохранится на века. А у них — так, до первого потопа.

— А еще, слышал я, в стране на Западе, у великой реки, придумали писать на тростнике. Простыми чернилами — на тростнике. Представляешь?

— Это эскапизм какой-то. И работа впустую. Ну, напишешь ты на тростнике кодекс. А через год он сгниет. Не кодекс — тростник твой сгниет. А наше-то — на века! Нет, врут все, кто пророчит гибель каменного письма! Нет, конечно, что-то будет и на глине. Что-то — совсем такое, временное, разовое — и на тростнике. Но наше письмо будет всегда. Потому что — вечно. Камень — вот носитель информации.

Его и пощупать можно, и постучать по нему. И помыть, если запылился.

Камень — только он будет всегда. В отличие от глины или там тростника или чего еще придумают для удешевления. Старость Сначала по утрам болит голова. Или спина. Или просто общая вялость, мешающая быстро проснуться и сделать утреннюю зарядку. Нет, ты ее делаешь, но вместо тридцати отжиманий сегодня можно и двадцать или десять или так просто — раз-два… А потом ты понимаешь, что опаздываешь на работу. По любому опаздываешь, если не на такси.

Затем ты чувствуешь, что работа так утомляет тебя, что если бы не обеденный перерыв — смерть полная. И тогда ты стараешься, чтобы обеденный перерыв занимал все до секундочки отведенное время. Чтобы даже руки помыть после обеда — именно после обеда. Каждую минуту — мимо работы! В выходные ты начинаешь спать. Долго спать утром и днем до обеда.

Затем спать после обеда, потому что устал за рабочую неделю, и надо же отдохнуть. Ужины длятся все дольше и дольше, совмещаясь с просмотром телевизора. Что, сходить в кино? Нет, слишком устал.

Совершенно не хочется двигаться, одеваться, выходить куда-то. Да там еще и за деньги? Нет уж, ты уж как-нибудь так. Так как-нибудь… Все реже и реже живое общение с друзьями и товарищами. Они утомляют своими разговорами о проблемах в семье, о своей работе — а что они еще могут сказать? И ты начинаешь отнекиваться, отказываться от встреч, ссылаясь на усталость и болезни. Все чаще и чаще нагоняют эти самые болезни. Грипп, ангина, бронхиты и летние аллергии наваливаются вдруг практически каждый месяц. Скорей бы отпуск, — думаешь ты. Чтобы можно было отлежаться, отоспаться, отваляться и вылечиться. Больше не тянет читать умные книги. Когда их читать? Тут и на покетбуки простейшие времени не хватает, а уж умными голову забивать… Вдруг замечаешь изменение фигуры. Именно вдруг. Вчера еще было вот так, а сегодня уже — ого-го. И надо идти покупать новые штаны — старые-то совсем не налазят. Тут еще противный LiveJournal. Совершенно не о чем в него писать.

Кроме мата по поводу работы, вонючего метро, гадских пробок на дороге, плохого здоровья и ожидания пятниц и отпуска — совершенно нечего писать. И незачем. Все равно в писатели не выбиться.

И погода… Погода всегда не та, которую ждешь. … Это старость, дружище. Независимо от того, сколько тебе лет.

Телефонный разговор

— Вы только не ругайтесь, пожалуйста, я, наверное, что-то делаю неправильно… У меня так все перепуталось…

— А что вы делаете?

— Я не знаю, что я делаю…

Печалька

В этих ваших интернетиках сплошная печалька. Пожарчики, кризисики, разрушка, войнушка, оппозицийка… Погодка вот тоже…

Разговор в будущем

— В древности, с учетом плохой экологической и демографической обстановки, каждый мужчина был обязан посадить дерево, построить дом и родить сына.

— Ну, дерево — это понятно. Экология, она и сейчас… Дом построить — тоже ясно. Главное место найти и правильный чертеж нарисовать. А вот сына родить — жесткач!

— А что поделать? Такой был закон.

Сила воли

Сила воли вовсе не в том, чтобы бросить пить и курить, а в том, чтобы продолжать пить и курить, невзирая на давление окружающих.

Гыук

Гыук был тощ, слеп и упорен. Он воркал на воркстейшне — фонил задник. Лытдыбрами он занимался в свободную минуту, когда глаза уже переставали воспринимать пиксели и шейдеры. Говорили, что он на глаз, надев очки с толстыми стеклами, определял тактовую частоту любой видюхи. Для лытдыбров этого было не надо. Лытдыбры писались плавно и напевно, переходя с экрана в виртуальное пространство рунета. «Гыуки!»— писал он, сосредоточенно тыкая пальцами в буквы виртуальной клавы. — «Мой лытдыбр не для лохов педальных! Не знаешь харда и софтвера — молчи и слушай. Считаешь, что знаешь? Ты — гыук!» Гыуки внимали. Гыуки были сильны своей массой и своим ноухау. Гыуки никого не боялись. Кроме админа. Админ имел логин на сервере. Кто имеет логин на сервере — тот не гыук. Тот выше. Спорить с ним нельзя. Только говорить «ку!» — и все.