— Я просто не сообразила, кто они такие.
— А летчики-то, — сказал папа, — оказывается, голосуют против советской власти!
В тот же день вечером проходившая по улице соседка закричала дяде в окно:
— А в Ростове уже немцы!
— Так ты что, ходила в Ростов?!
— Ходила. Ростов перестали бомбить, вот я и пошла проведать наших, как там они, уцелели или нет?
— И тебя никто не остановил?
— Никто, между нами и Ростовом войск нет. А в Ростове, на улицах, как в праздник! Полно народа, немцы въезжают в открытых машинах, танкисты сидят прямо снаружи на танках, некоторые так машут публике рукой, а публика отвечает им тем же. Чудно!
Вечером немцы подошли к станице, но занимать ее всю не стали. Они установили несколько минометов на околице и всю ночь палили через наши головы по берегу. С берега им иногда отвечали пулеметными или винтовочными выстрелами. Дядин дом стоит почти на самой окраине, и миномет расположили рядом с домом, и мы целую ночь просидели дрожа от страха, чувствуя себя в самом центре боя. К утру перестрелка затихла, а когда рассвело, на улице послышалась немецкая команда. Мы скоро вышли на двор, а летчики все еще сидели в подвале. Дядя подошел к подвалу и сказал:
— Ребята, если вас найдут в подвале будет плохо и вам и нам. Решили сдаваться, так идите теперь.
Бледные, измученные, летчики вылезли из подвала. Они сняли пояса, повесили их через плечо и вынули из пилоток какие-то бумажки — очевидно, немецкие листовки, обещающие безопасность сдающимся в плен. Потоптавшись немного на месте, один из них сказал мне:
— Гражданка, пойдите, пожалуйста, и выгляните на улицу, посмотрите, что там делается?
Я выглянула. На улице стояли два немецких солдата, а навстречу им шел летчик, возможно из соседнего двора, с поднятыми руками. Поравнявшись с немцами, он спросил у них что-то, а они ответили ему, указывая рукой, куда идти. Я рассказала о виденном. Наши летчики пошли со двора, а я пошла вслед за ними, посмотреть. На улице уже было больше немецких солдат, и летчики направились к одному из них. Он, даже не выслушав их, махнул им рукой "проходите, мол, дальше", тогда они подошли к другому и другой указал им, в какой двор идти.
Мне было невыносимо тяжело, обидно и жалко видеть летчиков, себя и всю нашу родину, добровольно сдающихся в плен врагу! Боже мой, до чего нас довели?!
Когда я возвратилась, папа сказал:
— Пойду и я посмотрю, что там делается?
— И я с тобой, дедушка, — сказала Наташа, схватив деда за руку.
Через несколько минут Наташа прибежала к нам страшно возбужденная.
— Мама, — закричала она, — немцы, это не чудовища, какими они нарисованы на плакатах, немцы — это люди!!!
